леса ничего общего не имели с рассказами об ужасах советских лагерей, что распространяла геббельсовская пропаганда. И конечно же, эти условия нельзя было сравнить с условиями, в которых содержали советских солдат и офицеров в гитлеровских концентрационных лагерях.

Для Бойе и сотен других военнопленных потянулись дни, похожие один на другой. Время от времени в лагерь с очередной партией пленных поступали скупые новости о все более катастрофическом для германской армии положении на фронтах. Приходила также информация об очередном трибунале над разоблаченными военными преступниками, причем не только над немцами. Советская контрразведка не дремала и упорно отрабатывала всех тех, кто засветился в связях с гитлеровскими спецслужбами, кто участвовал в карательных операциях против партизан, в зверствах над местным гражданским населением, издевался над советскими военнопленными.

По мере того как части Красной армии все дальше продвигались на запад, судебные процессы над военными преступниками происходили все чаще. На освобожденных от оккупантов территориях «заговорили» мертвые и уцелевшие после карательных расправ свидетели злодеяний. Число свидетелей, дававших важные показания на гитлеровцев, бесчинствовавших на оккупированных советских территориях, росло.

Бойе по-прежнему оставался крепким орешком для местных контрразведчиков, а его дневник – неразгаданной до конца загадкой. Сам он не горел желанием раскрывать ее перед советской контрразведкой. Правда, у него появилась другая версия. Попытка написать роман – да, но, кроме этого, он все валил на погибшего обер-лейтенанта Эверста, под нажимом и чуть ли не под диктовку которого и была якобы написана эта «пропагандистская агитка». Ничего не дали и настойчивые поиски сослуживцев Бойе по другим лагерям военнопленных. А те немногие, что нашлись, предпочитали не распространяться о своей службе в 134-м пехотном полку. Но советские военные контрразведчики не теряли надежды и продолжали углубленную оперативную разработку полковника, и в конце концов их профессиональное терпение было вознаграждено.

Двадцать шестого сентября 1943 года контрразведчикам поступили агентурные данные, согласно которым полковник в запале политического спора в узком кругу военнопленных проговорился, что с 1936 по 1938 год служил командиром отдельного батальона СС в Гамбурге. Позже, когда в лагерь просочились слухи о временных победах фашистов в Крыму, Бойе с нескрываемой радостью заявил своим собеседникам: «С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию!»

Спустя несколько дней контрразведчики получили еще одну важную оперативную информацию. Один из лагерных агентов сообщил, что «полковник Бойе очень опасается истории со своей книжкой». Старший оперуполномоченный капитан Сергей Савельев и начальник отдела подполковник Федор Пузырев давно рассчитывали это услышать.

Теперь основные свои усилия оперативники сосредоточили на поиске свидетелей преступлений, совершенных Бойе. Обязательно такие должны найтись! И нашлись: в лагерях для военнопленных № 27 и № 171 удалось отыскать бывших сослуживцев «упертого полковника». Это были командир 1-го батальона 134-го полка майор Пауль Эбергард и офицер 2-го артдивизиона Пауль Сухич. Их подвергли тщательному перекрестному допросу. Спасая себя от возмездия в виде высшей меры наказания – расстрела или повешения, – они не стали покрывать преступления своего бывшего командира.

Первым заговорил Сухич, и военным контрразведчикам пришлось заново перечитывать дневник Бойе. Немало повидавших за три года войны офицеров «литературные изыскания» фашиста потрясли циничной жестокостью. Пальцы с трудом переворачивали налитые злобой и сочащиеся кровью безвинных жертв страницы.

«…Рай Советов…

Церкви разрушены или служат амбарами. Культуры не видно и следа. Тупо сидит население у своих разрушенных домов. У каждого из нас лишь одно чувство – это счастье, что фюрер решил радикально изменить эту порочную систему.

Победа, сохрани нашего фюрера…»

Из протокола допроса обер-лейтенанта Пауля Сухича:

«…В населенном пункте Несолонь, в 30 км восточнее от г. Новгород Волынский, полковник Бойе приказал взорвать церковь. Церковь была взорвана 12 или 13 июля 1941 года….

Приблизительно в первой половине августа месяца 1941 года по дороге Круполи – Березань, в 10 км от станции Березань, был сожжен совхоз и расстреляно более 300 военнопленных Красной армии, среди которых были женщины. Полковник Бойе еще кричал: „Женщина с оружием – это наш враг!“…

В 15–20 км от города Дергачи, в населенном пункте, название которого не помню, по приказу полковника Бойе все население было согнано в синагогу, последняя была заминирована и взорвана вместе с находящимися там людьми. Это было в ноябре 1941 года».

Из дневника полковника Бойе:

«Выходные дни…

Не часто выпадают выходные дни в войне против Советов. Принимаем выходные как лучшие дни. Как быстро в шутках забываются упорные бои. Теплое солнце светит с неба. Все ходят в спортивных брюках. Солдаты занимаются своим любимым занятием – заботой о желудке. Это удивительно, сколько может переварить солдатский желудок. Утки, куры и гуси – ничто не может скрыться. Их ловят, гоняют и стреляют».

Из протокола допроса обер-лейтенанта Пауля Сухича:

«В первой половине августа около города Киева полковник Бойе разъезжал по полю на своей машине и стрелял по военнопленным из винтовки, т. е. охотился на них. Убил лично сам десять человек. Данный факт я также видел».

Из дневника полковника Бойе:

«Наступление на Дубно.

Невыносимо жжет солнце. Золотистый урожай на полях. Как хорошо в пшеничном поле! В бесконечных рядах через пески Волыни продвигаются серые колонны. Песок, как мука, попадает в сапоги, и делает невыносимым каждый шаг. Пот ручьями течет по лицу и телу. Пересохло во рту. Воды! Воды! Но ничто не может задержать нас! Ни жара, ни песок, ни пыль и ни пот. Мы все дальше и дальше продвигаемся на восток…»

Из протокола допроса майора Пауля Эбергарда:

«В городе Дубно 134-й полк захватил в плен много русских танков и четыре танковых экипажа. По приказу полковника Бойе они был расстреляны. Солдаты в городе занимались грабежом мирного населения. По его приказанию все памятники, статуи, бюсты советских руководителей уничтожались личным составом».

Из дневника полковника Бойе:

«…Шоссейная дорога на север.

Коммунизм за все годы существования ничего не делал, кроме уничтожения Европы, и в первую очередь Германии. Большевики только и делали, что повсюду укреплялись. Везде мы видим огромные укрепления, казармы и казармы. Длинные колонны военнопленных встречают нас. Азиатские лица смотрят на нас. История потеряла свой ум! Чтобы эти орды победили нас?..»

Из протокола допроса обер-лейтенанта Пауля Сухича:

«Около села Круполи, у озера, в камышах, по приказанию полковника Бойе было расстреляно пять комиссаров. Это я лично видел, находясь с одним сержантом из нашей роты на охоте в этих камышах. Там же –