Я грежу? Мне снится сон? Нет… Я знала, что это магия Дракулы, обман зрения… и наслаждалась каждой минутой. Все мои чувства кружились в вихре вальса. На время я совершенно забыла, где нахожусь. Не осталось ничего, кроме музыки, мужчины, не сводящего с меня глаз, и восхитительного танца в его объятиях.

Когда музыка закончилась, я перевела дыхание, улыбнулась Николае и сказала:

— Спасибо тебе за эту запись. Она чудесна. Я могла бы танцевать с тобой вечно и быть совершенно счастливой.

Он просиял. Я впервые увидела на его лице такую светлую и счастливую улыбку.

— Ловлю на слове, — сказал Николае и поцеловал меня.

Позже, когда мы сидели на диване у камина — комната вернулась к своим обычным размерам, — мои мысли обратились к насущной задаче. Праздничное волнение испарилось, сменившись унынием.

— Николае, я выполнила твою просьбу, позволила профессору меня загипнотизировать, попыталась прекратить охоту, но, боюсь, подвела тебя. — Я вздохнула.

— Ты выступила прекрасно, любовь моя. Это я потерпел поражение, недооценил врага. Мой план был несовершенным. Неважно. Мы выиграли немного времени. Полагаю, охотничья свора пока что не намерена покидать страну?

Я вздрогнула, услышав выражение «охотничья свора».

— Да, еще неделю или две. Они говорят, что «Царице Екатерине» понадобится по меньшей мере три недели, чтобы достичь Варны. Четверо мужчин собираются отправиться по земле. Так будет быстрее. По их словам, путь займет всего пять или шесть дней.

— Четверо?

— Профессор настаивает, что Джонатан должен остаться и приглядывать за мной, но тому, похоже, подобная мысль не по вкусу. Он хочет не только защитить меня, но и отомстить.

— Я его не виню, учитывая чувства к тебе и то, кем он меня считает. — Мы долго смотрели друг на друга в мерцании пламени, затем он напомнил: — Недавно ты спросила, кем я был и как стал вампиром.

— Да.

— Я обещал ответить. Боюсь, это не самая красивая история. Она случилась так давно, что почти утратила для меня значение. Ты уверена, что хочешь ее услышать?

— Да. Ты сказал, что не был Владом Цепешем, или Сажателем на кол, как многие его называли.

— Верно. — Он помолчал, затем взглянул на меня. — Влад был моим братом.

— Твоим братом? — изумленно переспросила я.

— За исключением Влада, я могу гордиться своей семьей. Я потомок древнего королевского рода. Наш отец был правителем Валахии.

— Значит, ты принц?

— Да… или был им. В тысяча восемьсот пятьдесят девятом году Валахия объединилась с Молдавией и образовалась Румыния. В эпоху, когда мой отец был королем, наша родина оказалась стиснута двумя могучими силами: Венгрией и Оттоманской империей. Правителям Валахии приходилось потакать обеим, чтобы выжить, заключая союзы с той из них, которая казалась более приемлемой на данный момент. Я был младшим из семи детей, имел трех братьев и столько же сестер, а родился на склоне дней своей матери, всего через несколько месяцев после того, как моего отца и старшего брата Мирчу убили.

— Ах!

— Вот видишь, я не знал своего отца, как и ты. Мои братья и сестры были намного старше меня. Я будто оказался единственным ребенком, родился на шестнадцать лет позже Влада. В это время его и моего брата Раду все еще держали в заложниках в Адрианополе, куда отец послал их в знак примирения с турецким султаном.

— Отец отдал твоих братьев в заложники? — пришла я в ужас.

— Да. Раду провел в плену много лет. Влада освободили, но я редко видел его. Большую часть детства я провел в одиночестве. Образование мне дала мать, умная и мягкосердечная трансильванская аристократка. В тысяча четыреста пятьдесят третьем году, когда мне было шесть лет, христианский мир был потрясен тем, что турки-оттоманы захватили Константинополь. Война пылала повсюду. Среди безумия и хаоса Влад захватил трон Валахии и начал свое страшное правление.

— Это правда, что он убил десятки тысяч людей?

— Возможно, более ста тысяч, прежде чем с ним было покончено, — с горечью ответил Николае. — Владу нравилось рассказывать истории о своей бесчеловечной жестокости во всех кровавых подробностях. Однажды утром, когда я был еще мальчиком, он разбудил меня на рассвете и заставил скакать с ним много часов, чтобы похвастаться своей последней победой. Во время скачки я уснул, а когда проснулся, то, к своему ужасу, увидел жителей целого города, насаженных на колья у стен, — тысячи и тысячи мертвецов.

— Боже праведный! — в ужасе воскликнула я.

— Сажание на кол было излюбленным, но не единственным его методом. Он сжигал и хоронил заживо, душил и увечил. Достаточно сказать, что список его пыток походил на перечень самого Сатаны. Он утверждал, будто мстит за смерть отца и брата, но большинство его жертв были нашими соотечественниками — женщинами, детьми, крестьянами и знатными господами, да кем угодно. Достаточно того, что поведение этих людей не укладывалось в его собственный жесткий моральный кодекс или же он считал их угрозой трону.

Я едва сдерживала приступы тошноты.

Николае с сомнением взглянул на меня и заметил:

— Я предупреждал, что это некрасивая история. Мне продолжать?

— Да.

Он встал и принялся расхаживать, говоря:

— Я ненавидел брата все больше и больше с каждым днем, но был молод. Мы с матерью и сестрами находились под его опекой и властью. Со временем он настоял, чтобы меня обучали подобно сыну европейского аристократа, то есть наставляли в искусстве войны, которое почиталось необходимым для христианского рыцаря. Убийство было противно моей природе. Влад иногда заглядывал с проверкой и поднимал меня на смех, требовал отбить выпад мечом, называл слабаком, бесполезным Дракулой, который никогда ничего не добьется. Я посвятил себя тренировкам с единственной целью: когда-нибудь вызвать брата на бой и убить его. Затем вмешался случай. Турки захватили Валахию. В то время мне было пятнадцать лет. Влад бросил нас и сбежал в Трансильванию, где его арестовали и посадили в тюрьму. Я предпочел не сдаваться туркам, помог матери и сестрам бежать, благополучно переправил их через горы в Трансильванию, герцогство, которым некогда управлял наш отец, и взмолился королю о помощи. Мать и сестры нашли убежище. Я отправился на войну и четырнадцать лет сражался за свободу своей родины на одном кровавом поле боя за другим. Однажды я услышал, что мой брат вышел из темницы и вернул себе трон. Он вновь принялся сеять ужас и смерть. Когда мне было двадцать девять, Влад привел к Бухаресту армию и позвал меня с собой против турок. Я согласился, собираясь убить брата, но, похоже, кто-то опередил меня. Одни говорили, что его зарезали предатели-валахи, когда он собирался смести турок с лица земли, другие — что Влад пал, защищаясь, окруженный своей верной молдавской гвардией. Я даже слышал, что турки послали его голову в Константинополь, где султан насадил ее на кол в свидетельство того, что дьявольское отродье наконец мертво. Но мой брат отнюдь не погиб на том поле боя, хотя прошло немало лет, прежде чем я узнал правду.