Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда вождь крыс решает сам возглавить новую атаку. Кавалеристы садятся на лошадей и выстраиваются в боевые порядки. Многие всадники убиты рядом с первой линией обороны. Женщины стреляют в упор. Потом начинается рукопашная, и снова амазонки берут верх. Они визжат, кусаются, вырывают клочья волос, бьют между ног. У них маленькие отравленные кинжалы в ножнах, прикрепленных на икрах. Удивленные таким неожиданным отпором и решительностью этих фурий, люди-крысы дерутся в этот раз хуже, чем обычно. Привыкшие к тому, что их женщины остаются на земле в глубине пещер, они с трудом представляли себе, что это отродье может так сопротивляться. В глубине души вождь крыс проклинал разведчиков, которые недооценили противника.
Обнажив меч, он бросился на группу амазонок и начал рубить их. Вождь женщин-ос дала ему отпор и рассекла лоб стрелой, от чего тот потерял сознание.
Амазонки издали победный клич, а мужчины унесли своего вождя с крысиным украшением на голове.
Женщины-осы похоронили убитых, помогли раненым, а потом устроили праздник.
В лагере крыс бешенство взяло верх над разочарованием от поражения. Путая амазонок со своими подругами в общем отвращении к женскому полу, поверженные мужчины избили последних безо всякой причины.
Придя в себя, вождь людей-крыс оказался чрезвычайно мстительным. Он решил, что его войска не только проявили недостаток отваги, но и оказались трусливыми, отступив перед женщинами. Чтобы подбодрить их, он придумал «уничтожение каждого десятого». При всяком поражении он будет казнить каждого десятого случайно выбранного солдата. Так они поймут, что лучше с честью погибнуть от рук врага, чем быть казненным, как трусу. Так и было сделано. Затем он приказал бросить на свалку останки несчастных казненных.
Инстинктивно вождь восстановил таким образом принцип отвлечения насилием, придуманный его знаменитым предком.
— Страх побеждается страхом. Забудьте вашу боязнь амазонок, вы должны бояться только меня, — заявил он своему народу.
Действительно, после стольких беспричинных жестокостей женщины-осы показались солдатам не такими страшными, как их вождь. Чтобы придать воинам веры в себя, вождь бросил их на завоевание других народов, гораздо более слабые. Пленных не убили, а привели с собой, как скот, чтобы они стали живым щитом перед стрелами амазонок.
Начальник людей-крыс хотел отомстить за вызов, брошенный ему. Он приказал столярам сделать такие же луки с двойными тетивами и усилил касты военных, дав им новые привилегии.
Он провозгласил себя царем. И во время пышной церемонии объявил, что отныне вводит налог для финансирования технически более современной армии.
Война с женщинами-осами грозила затянуться, и король крыс решил построить временный город, защищенный частоколом. Теперь здесь будет их штаб, и люди-крысы будут устраивать отсюда набеги.
Как ни парадоксально, но власть царя крыс никогда не была так велика, как после этого поражения, и никогда его так не уважали.
Затем царь придумал понятия мученика и героя, чтобы прославлять погибших в борьбе с ужасными женщинами, и оказался пионером пропаганды, без конца описывая эту битву, чтобы доказать гнусность противника.
Слово «оса» стало ругательством, и они с удовольствием сжигали гнезда этих насекомых, когда находили их.
Царь не торопился. Он хотел, чтобы победа над женщинами-осами стала блистательной. Во снах он видел, как их начальница волочит свою длинную шевелюру к его ногам и умоляет пощадить ее.
Согласно историкуДиодору Сицилийскому, племя женщин, жившее на западе Северной Африки, устраивало набеги, доходившие до Египта и Малой Азии. В греческой мифологии также упоминается племя женщин (а-мазос означает лишенная одной груди, поскольку они ампутировали правую грудь, чтобы лучше стрелять из лука), жившее на берегах реки Фермодонт на территории современного Кавказа. Они поддерживали с мужчинами лишь случайные отношения с целью продолжения рода. По словам историка, у этих женщин не было ни стыда, ни чувства справедливости. Преемственность у них осуществлялась по женской линии. Если они рожали мальчиков, то обращали их в рабство. Они были вооружены луками и стрелами с бронзовыми наконечниками, а также небольшими щитами в форме месяца. Их царица Лисип-па нападала на все народы, жившие на землях до реки Таис. Она настолько ненавидела брак и так любила войну, что Афродита приняла брошенный ей вызов и заставила ее сына влюбиться в мать. Не желая совершить инцест, юноша бросился в реку и утонул. Чтобы избежать упреков его призрака, Лисиппа привела своих дочерей на берег Черного моря, где каждая основала свой город — Эфес, Смирну, Сирену и Ширину. Их потомки, царицы Марпесса, Лампада и Ипполита, расширили свое влияние до Фракии и Фригии. Когда одна из сестер, Антиопа, была похищена Тесеем, амазонки напали на Грецию и осадили Афины. Царь Тесей не мог победить их и был вынужден призвать на помощь Геракла. Битва с амазонками является одним из двенадцати подвигов Геракла…
Во время Троянской войны по призыву их царицы Пенфесилеи амазонки пришли на помощь троянцам в борьбе против греческих захватчиков. Пенфесилея была в конце концов убита в поединке с Ахиллом, но ее последний взгляд заставил его навсегда влюбиться в свою жертву.
Обнаружены следы чисто женских формирований в элитных частях армий киммерийцев и скифов. Римляне также впоследствии сталкивались с женскими поселениями — Намний и Самний, — расположенными недалеко от Везувия.
До наших дней на севере Ирана существуют деревни, населенные преимущественно женщинами, которые считают себя потомками амазонок.
Эдмонд Уэллс «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 5
Зажигается свет, и мы хлопаем глазами как ошалевшие, оторванные от наших народов.
Я не отрываю глаз от богини любви. Меня душит бешенство. Я чувствую себя, как оскорбленная ученицами Юн Би, только здесь я оскорблен профессором.
Ах, я предпочел бы быть убитым с самого начала, как Жюль Берн. Лучше бы меня поймали сирены, как Франсиса Разорбака, или убил Атлант, как Эдмонда Уэллса. По крайней мере, им не нужно терпеть то, что приходится мне. К чему так стараться, создавая сокровище, чтобы увидеть, как его уничтожают? Или в этом заключается цинизм жизни богов, полюбить народ, чтобы лучше рассмотреть его гибель?
Был ли я неправ, пытаясь спасти суда с беженцами, несущими ценности, которые казались мне важными? Или я настолько противоречил мировому порядку, стремясь помочь эволюционировать небольшой группе людей вдали от варварских нашествий?
Я до сих пор не знаю, что лучше, чем Бог, но я знаю, что хуже, чем дьявол: А-фро-дита. Она соблазнила меня Раем, а предлагает ад. С очаровательной улыбкой она разрушает все, что я построил, бросив, что хуже всего, «мне жаль» для успокоения. В эту минуту я ее ненавижу, я ее проклинаю, я ее знать не хочу. Если это и есть богиня любви… я без колебаний предпочту ей богиню ненависти. Я чувствую себя чудовищно подавленным. Но потом я беру себя в руки. Слишком просто было бы сейчас сдаться.