проверим удачу. Мне хотелось заставить еще немного подождать тех, кто стремился уничтожить меня. Подошел игриво к стене, сделал небольшую зарядку на полчаса, представляя, что уже принял душ, пообсох и сейчас приму немного гусиного паштета с зеленым салатом, осетра-гриль, запью это дело глотком Sangiovese… урожая какого-нибудь недалекого года, потом под яблоки с ромом выкурю парочку делийских крутих с бетелем и растянусь на кровати кайфовать.

Если они за мной наблюдали откуда-нибудь, пусть насладятся вместе со мной. Вот, человек и под рыбу пьет красное вино! А ему вообще плевать на то, как надо. Он живет, как считает нужным. Понятно, где он видал их полные столы и дутое гостеприимство.

Каково же было мое разочарование, когда я, подойдя поближе, заметил, что все ложе усеяно металлическими иголками в четыре дюйма, острыми, будто шипы. Точно так же выглядел стул.

Не стул, а полянка, садись, Алиса. Ща-а.

Ох, у меня был такой денек!

Тело совсем расстроилось, очень хотело спать. Но показывать это было нельзя. Не в принципах Карсона Нейпира, не в правилах. Судя по всему, эти парни, называющие себя тористами, оказались большими специалистами по части отлично продуманных издевательств над человеком. Надо признаться, я их поначалу недооценил. Выяснилось, что во всем зале не нашлось ни одной вещи, которой можно было бы воспользоваться, не подвергаясь смертельной опасности. Только пол… Ладно, спасибо, что хоть пол не отобрали. Где я только не спал!

Уступая навалившейся на меня усталости, я грохнулся туда всеми шестью футами своего бесподобного тела и не промахнулся, прямо на пол попал. Он, знаете, мне показался удобней любого дивана. В первые пять минут.

Я был в тот момент настолько вымотан, что скоро почувствовал — засыпаю. На шестой минуте загривок мой превратился в сплошную изморось — он у меня вроде щупа, чует опасность. Если мне угрожает какая-нибудь неприятность, по нему, как по осиновой коре под ветерочком, — листики, листики. Другое дело, конечно, будь на мне свитер. Или любимый пиджак из альпаки оттенка чайной розы. Или, на самый худой конец, какая-нибудь простыня! И вообще, кто говорит, что пресмыкающиеся гады все до одного скользкие и холодные? Ничего подобного. Эти были теплые и сухие.

Не зная, что и подумать об ошибках отечественной науки применительно к фауне чужеродных держав, я подскочил моментально. Ведь это могла быть какая-нибудь очередная изуверская выдумка моих палачей. Я оказался прав — выдумка. Ну конечно, дорогая Алиса. Очередной оптический обман. И обман слуха. И нюха. И носа и рыла, в общем. Не зря санитарная инспекция перед зданием администрации вылеживалась со своими коробами-деликатесами. И не зря здешние бабы при виде меня, значит, заплакали! Весь пол подо мной постепенно заполнялся движением, шипением, колыханием, с кольцами, с вывертами.

Вокруг меня, извиваясь, уже ползли отвратные змеи!

При взгляде на них волосы шевелились! Одни имели изогнутые клыки, другие — рожки, третьи — опахала вокруг головы, четвертые, не поверите, — уши! Змеи были всевозможных цветов — синие, красные, зеленые, белые и даже бордо. Они, как специально обученные десантницы, выползали из щелей под стеной, фанатично мотали головами и кого-то повсюду искали. Полагаю, меня.

В результате пришлось лишиться единственного места, где еще было можно пристроить задницу. Я вскочил на стол. Как коматозник в профузном поту глядит до судорог на чашку сладкого чая, до которого ему уже не дотянуться, так и я, сидя на корточках среди отравленных блюд, в гипнотическом ужасе взирал на этих рептилий, танцующих на полу. Нет, я, конечно, догадывался, что это иллюзия. Какая-нибудь оптика. Это тебе только кажется, дорогая Алиса, ты просто уснула над книжкой. Ничего, пусть еще пошипят-повьются. Поищут тебя. Только должен сказать, что извести Карсона Нейпира — дело довольно трудное. Маловыполнимое, скажем так. Умный я. Здорово умный и по жизни, и в мелочах.

Видимо, мои мучители прекрасно понимали, что живым мне отсюда не выбраться, иначе они не отправили бы меня в эту комнату. Я понял, что надеяться мне больше не на что.

Уже зная, что надо делать, я подумал о солнечном свете — о Дуаре, разумеется. Как она? Где сейчас? Смотрит на воду, перегнувшись за борт? Или гадает, что съесть с блюдца? Или тоже думает обо мне? Как мы увидимся, если я даже приблизительно не представлял, в каком направлении может находиться Вепайя — та страна, где был ее дом, куда вез ее сейчас верный рыцарь Камлот. Ну выйду я отсюда, дальше что?

До каких-то пор во мне еще жила надежда на то, что Камлот, узнав о моем пленении, высадит с «Софала» кого-нибудь, лучше бы Зога, и попытается выручить меня. Но я уже давно распростился с этой надеждой, так как осознавал — первое, что должен будет сделать Камлот как подданный Вепайи, это вернуть королевскую дочку ее народу. Никакие меркантильные или идейные соображения не позволят ему отложить выполнение священного долга перед дурой-отчизной, как я ее понимал. Ну выйду, и куда?

Знаете, почему решил, что выйду?

Слишком много было тут змей. Значительно больше, чем блюд, которые требовалось апробировать.

Размышляя обо всем этом, я продолжал следить за змеями, будут ли они вообще кушать человеческую еду? Станут ли кокетничать, ломаться? Не придется ли мне ловить каждую, надевать на нее слюнявчик и питание ложкой заталкивать? Но ведь должен же был я как-то проверить качество пищи! Не на себе же…

Вдруг до меня донесся еле слышный женский крик.

Странно… Я даже обмер от удивления. Дуаре?

Боже мой, мне даже голос ее везде слышался! Такой наворот пошел. Систематический бред. Но я слышал реально! То есть, получалось, реально бредил!

Надо избавиться от желаний, диктуемых моей человеческой слабостью. Три ложки сиропа из солодки и горячая ванна для ног дома всегда помогали. Да где я возьму здесь солодку, чтоб успокоиться и снять этот припадок любовного наваждения? Я не промах, но и я не знал, какие еще ужасы творятся в этом чудовищном городе товарища Тора. Какие? Вопрос этот был чисто риторическим. В тот момент я не мог получить ответа на него или хоть что-то изменить. Озабоченный своими змеями, я вскоре позабыл об этом крике. Видимо, здорово мне дали в ухо все-таки.

Ну ладно, вернемся к столу.

Вот к самому столу и подполз чудесный экземпляр, здра-а-авствуйте, мэм. Эсклюзив, можно сказать, и в толщине поясничной части, и в расстоянии между концами — ярдов шесть длиной. Она подняла один свой конец вровень со столом, как учительница строгая: ну, где дневник, Карсон Нейпир?