— Ты дал толковый совет, Морисон, — сказал Джейм. — Так и поступим. Отвезем блудницу к подножию Ледяных Альп. По крайней мере воронье не умрет с голоду.

— Лучше и придумать нельзя, — равнодушно ответил Морисон и вместе со своим компаньоном вышел из комнаты.

Фарадей взглянула на Аксиса. Черты его лица заострились, глаза сузились.

— Выходит, — медленно сказал он, — те страшные существа, что устроили бойню в этом монастыре, выкрали из склепа тело другой женщины, а Ривка умерла у подножия Ледяных Альп, — Аксис помолчал, а затем продолжил тихо, но жестко: — Но каков Джейм! Я всю жизнь верил ему, относился как к родному отцу, а он оказался негодяем и лицемером.

— А почему оставили в живых тебя? — спросила Фарадей.

— Ума не приложу, — Аксис пожал плечами. — Но придет день, и я все узнаю, и можешь не сомневаться, рассчитаюсь и с Джеймом, и с Морисоном.

Фарадей погладила Аксиса по плечу, заглянула ему в глаза. Аксис не шелохнулся. На его лице блуждала мрачная улыбка.

Не один Аксис испытывал смятение чувств. В то же время внизу, притаившись у монастырской стены, переминался с ноги на ногу Тимозел, сгорая от досады и нетерпения. Брат Фрэнсис вышел из обители час назад, а Фарадей и Аксис все еще там. Чем они занимаются?

Тимозел уже несколько раз порывался положить конец предосудительной встрече, но его неизменно удерживало одно: Фарадей пришла в монастырь по собственному желанию, без всякого принуждения. Но какое безрассудство! Какая безнравственность! Слабая, неразумная женщина. За ней нужен глаз да глаз. Но ничего! Он направит ее на путь истины. Борнхелд будет благодарен ему. Вместе с ним он одержит блистательные победы, прославится на все королевство.

Досада и раздражение — плохие помощники, и, верно, потому Тимозел не заметил, что и за ним наблюдают. А если бы заметил, то ужаснулся бы, ибо увидел бы Черного Человека, который являлся ему во сне. Черный Человек снисходительно улыбался.

В начале третьей недели Снежного месяца, за четыре дня до праздника Йул, Азур вместе с Золотым Пером и аварами добралась до северной границы Аваринхейма, где у подножия Ледяных Альп произрастали светлые рощи, неизменное место встречи аваров и икарийцев. За неделю до этого им повстречались авары из двух других кланов, и оставшийся путь они проделали вместе с ними.

Неожиданно для Азур, в эту неделю ей пришлось настрадаться. Барсарб не разрешила ей общаться с аварами из других кланов, и потому Азур нередко оставалась одна, размышляя горестно у костра о своей дальнейшей судьбе, целиком зависевшей от аваров. В такое время издали доносились приглушенные голоса, а то и веселый смех, — собравшиеся у другого костра авары обменивались последними новостями — но это оживление и веселье только усугубляли ее уныние и подавленность. Иногда с Азур оставалась Иза, а иногда и Золотое Перо, но если Иза старалась ее развлечь, то Золотое Перо неизменно была задумчива, а на все вопросы отвечала неохотно и односложно.

Золотое Перо можно было понять. Ее сын жив — эта весть ошеломила ее, и теперь она думала лишь о нем, в то же время предаваясь воспоминаниям.

Как не вспомнить тот день, когда к ней на крышу сторожевой башни в Сигхолте, откуда она любовалась заснеженными горами, опустился крылатый диковинный человек. Она нисколько не испугалась, поняв, что перед ней икариец. Уже тогда ни икарийцев, ни аваров Ривка не считала врагами, а к учению Сенешаля относилась с пренебрежением, хотя и впитала его догматы чуть ли не с молоком матери. Этой метаморфозе Ривка была обязана трубадуру, появившемуся в королевском дворце, когда она была еще совсем молоденькой девушкой. Этот странствующий певец — красивый молодой человек с бледным лицом и копной волос цвета меди провел во дворце около месяца, развлекая короля Карела и придворных. Но случалось, этот певец, то ли из желания отвести душу, то ли из симпатии к задумчивой миловидной принцессе, пел ей одной и пел совершенно другие песни, не те, что исполнял перед чопорной, неулыбчивой публикой. Оставаясь с Ривкой наедине, он пел ей об аварах и икарийцах, об их жизни, об их обрядах и верованиях, о святилищах, таинственных, но прекрасных. Эти песни будоражили душу, воспаляли воображение, а когда трубадур ушел, отправившись в дальнейшие странствия, Ривка, оставаясь одна, стала петь их сама, преисполняясь все большей и большей любовью к аварам и икарийцам.

Не удивительно, что Ривка не только не испугалась невесть откуда взявшегося крылатого человека, но и обрадовалась ему. Обрадовалась не зря. Икариец оказался не только благоразумным, мужественным, красивым, обаятельным человеком, но и могущественным чародеем, назвавшимся Повелителем Звезд. Ривка полюбила его, и он стал отцом ее сына.

Оказалось, что и Повелитель Звезд любит петь и поет замечательно. Такого чистого, мелодичного, проникновенного голоса Ривке слушать не приходилось. Прилетая на башню, Повелитель Звезд пел часами, сначала лишь ей, а спустя месяц-другой и еще не родившемуся ребенку, уверяя, что песни, которые он поет, оберегают от опасностей и несчастий. Но вот как-то раз, прижавшись ухом к животу Ривки, Повелитель Звезд радостно сообщил, что запел и младенец, и голос его, когда он вырастет, возмужает, пробудит народы Тенсендора от апатии и послужит их единению. Как они радовались тогда!

Радость кончилась с возвращением Сиэрласа. Разгневанный изменой жены герцог отправил ее рожать в Горкентаун. В Горкентауне она родила, но повивальные бабки, видно, по наущению Сиэрласа, сказали, что ребенок мертворожденный, после чего она оказалась во власти Джейма и Морисона, негодяев и лицемеров, которые отвезли ее в разбитой повозке к подножию Ледяных Альп, где и оставили умирать.

Она бы несомненно погибла, если бы на выручку ей не пришел Малиновый Хохолок, икариец, живший неподалеку. Не прошло и часа, как он привел ее на гору Великого Когтя к ее избраннику, Повелителю Звезд, который тотчас распорядился собрать всех лекарей из округи. Благодаря их уходу и заботе Повелителя Звезд, не отходившего от нее ни на шаг, Ривка быстро поправилась.

Поправившись, она назвалась Золотым Пером, обычным и понятным именем в среде икарийцев. Однако новое имя не помогло. Икарийцы знали: она ахарка, и долгое время относились к ней с настороженностью, хотя и жалели, узнав о перенесенных ею страданиях. А какое недоумение, какие косые взгляды вызвал неожиданный умопомрачительный поступок Повелителя Звезд, объявившего своим соплеменникам, что берет ее в жены!

Однако со временем икарийцы привыкли к ней и более не чуждались ее. Золотое Перо ликовала: она принята икарийцами!

Но с годами радость померкла. Икарийцы жили намного дольше ахаров — несколько сотен лет — и в то время как она постепенно старилась, Повелитель Звезд оставался по-прежнему молодым. И вот пришло время, когда она с горечью ощутила, что Повелитель Звезд не так нежен, не так внимателен, как в первые годы ее замужества. Прошли еще годы, и вот однажды — в черный для нее день — она со стыдом и ужасом прочитала в его глазах жалость, а не любовь.