Повесть «Волны гасят ветер» вновь отмечена знаком эксперимента.

«Меня зовут Максим Каммерер. Мне восемьдесят девять лет».

Классическое начало. Помните? «Зовите меня Измаил». Мелвилл.

В «Хромой судьбе» речь шла о стареющем человеке, которого мучают не столько проблемы человечества, сколько проблемы собственного организма, а в повести «Волны гасят ветер» мы видим, ни много ни мало, новый сценарий будущего. Не к Полдню. А к иному человеку. Точнее — от человека к чему-то вообще принципиально иному.

Максиму Каммереру пятьдесят восемь лет. Не старик, конечно, но и не юноша. Поэтому и поручают ему, опытному сотруднику КОМКОНа-2, расследование странных событий, приключившихся на планете Тисса. Там ни с того ни с сего исследователи вдруг утратили контроль над собственным поведением, а с орбитального корабля-матки какой-то взбесившийся автомат слал и слал им одно и то же сообщение: Земля погибла в результате некоего космического катаклизма, а все население Периферии вымерло от еще более необъяснимых эпидемий… «И начал я с того, — пишет Каммерер в своем мемуаре, — что организовал экспертный опрос ряда наиболее компетентных специалистов по ксеносоциологии… Я задался целью создать модель (наиболее вероятную) прогрессорской деятельности Странников в системе земного человечества». Такое впечатление, что какие-то (какие? уж не Странники ли?) силы уже ведут эксперименты по искусственному отбору людей. Кто-то проходит их «тесты» и, следовательно, может быть пригоден для использования в целях, абсолютно не понятных «непрошедшим». К числу этих последних относятся и работники всезнающих секретных служб. А для них непонимание и тревога — по служебной необходимости — моментально становятся стимулом для серьезного расследования и, в перспективе, организации противодействия.

Документы, документы. Стругацких ничуть не пугает их обилие.

«В истории написания этой повести нет ничего особенного, — вспоминал Борис Натанович, — и, тем более, сенсационного. Начали черновик 27.03.83 в Москве, закончили чистовик 27.05.84, в Москве же. Всё это время вдохновляющей и возбуждающей творческий аппетит являлась для нас установка написать по возможности документальную повесть, в идеале — состоящую из одних только документов, в крайнем случае — из „документированных“ размышлений и происшествий. Это была новая для нас форма, и работать с ней было интересно, как и со всякой новинкой. Мы с наслаждением придумывали „шапки“ для рапорт-докладов и сами эти рапорт-доклады с их изобилием нарочито сухих казенных словообразований и тщательно продуманных цифр; многочисленные имена свидетелей, аналитиков и участников событий сочиняла для нас особая программка, специально составленная на мощном калькуляторе „Хьюлетт-Паккард“ (компьютера тогда у нас еще не было); а первый вариант „Инструкции по проведению фукамизации новорожденного“ вполне профессионально набросал для нас друг АНа — врач Юрий Иосифович Черняков…»

Стругацкие будто специально взялись доказать, что интересную идею нельзя убить никакой формой, даже казенными отчетами и отписками.

Размышления Максима Каммерера вряд ли оставят читателей равнодушными. Оправдано ли прогрессорство? Имеют ли право земляне ускорять естественный исторический ход развития своих галактических соседей? Или каждый, кто бы он ни был, должен выстраивать свою историю сам? Нельзя же, в самом деле, ускорить рост дерева, таща его из земли за ветки. Или, скажем, такой поворот. А вдруг мы, земляне, совершим мощный качественный скачок, станем на голову выше самих себя — интеллектуально, понятно. Готовы мы к этому? Не разделится ли человечество на две неравные части, причем меньшая (более умная) очень скоро и навсегда обгонит большую? И как, собственно, определить — с чего и как начинается превращение людей в таких вот разумных существ иного уровня (в повести они названы «люденами»)?

Добро всегда добро!

Звучит замечательно.

Но «…ты прекрасно знаешь, что это не так, — говорит Максим Каммерер своему оппоненту. — Я был прогрессором всего три года, я нес добро, только добро, ничего, кроме добра, и, господи, как же они ненавидели меня, эти люди! И они были в своем праве. Потому что боги пришли, не спрашивая разрешения. Никто их не звал, а они вперлись и принялись творить добро. То самое добро, которое всегда добро. И делали они это тайно, потому что заведомо знали, что смертные их целей не поймут, а если поймут, то не примут. Феодальный раб в Арканаре не поймет, что такое коммунизм, а умный бюрократ триста лет спустя поймет и с ужасом от него отшатнется. Это азы, которые мы, однако, не умеем применить к себе… Почему? Да потому, что мы не представляем себе, что могут предложить нам Странники. Аналогия не вытанцовывается! Они — пришли без спроса — это раз. Они пришли тайно — это два. А раз так, то, значит, подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо, — это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не примем их целей, — это два… Не знаю, как ты, а я не хочу этого…»

Читая повесть, никак не отделаешься от странного впечатления, что чудесный Мир Полдня не то чтобы утомил Стругацких, нет, он, скорее, лишился (по вполне естественным причинам) тех героев, с которыми писателям раньше было интересно работать. Новую повесть движут не столько действия персонажей, сколько идея столкновения человеческого настоящего с нечеловеческим будущим. Даже самые подготовленные к тому, что на Земле уже есть «чужие» — сверхраса люденов, — испытывают потрясение, столкнувшись с их мощью и их отличиями от людей.

Вот документ под номером 19.

«Конфиденциально! Только для членов президиума Всемирного совета!

Содержание: запись собеседования, состоявшегося в „Доме Леонида“ (Краслава, Латвия) 14 мая 99 года. Участники: Л. А. Горбовский, член Всемирного совета; Г. Ю. Комов, член Всемирного совета, врио Президента секции „Урал — Север“ КК-2; Д. А. Логовенко, зам. директора Харьковского филиала ИМИ».

«То есть вы фактически ничем не отличаетесь от обыкновенного человека?» — спрашивает Геннадий Комов указанного в документе зам. директора Харьковского филиала Логовенко — одного из первых люденов.

«Сейчас, когда я разговариваю с вами, — спокойно отвечает Логовенко, — я отличаюсь от вас только сознанием, что я не такой, как вы. Это всего лишь один из моих уровней, довольно утомительный, кстати. Но на других уровнях — всё другое: сознание, физиология, облик даже».

И на вопрос: «То есть на других уровнях вы уже не люди?» — столь же спокойно отвечает: «Мы — вообще не люди. Привыкайте к этой мысли. И пусть вас больше не сбивает с толку то, что мы рождены людьми».

Присутствующий при беседе член Всемирного совета (уже старый, уже умирающий) Горбовский просит Логовенко хоть чем-то подтвердить сказанное. Ну да, различие уровней… Вообще не люди… Конечно, звучит эффектно… Но хорошо бы увидеть что-то собственными глазами…

И мы в очередной раз отдаем должное мастерству братьев Стругацких.