На этот раз Сеннар окончательно замолчал, и Лонерин не знал, что прибавить к его рассказу. У него не было слов, чтобы утешить эту боль, и оставалось только сидеть рядом возле камня в тишине на этой маленькой поляне.

— А что с Идо? — вдруг спросил Сеннар, немного помолчав. Он посмотрел на Лонерина спокойным ясным взглядом и постарался принять более солидный вид, словно желал отказаться от своей исповеди. Может быть, он уже раскаивался в том, что произнес ее. — Я написал ему несколько писем, но когда Тарик ушел — не знаю, что со мной было, я потерял желание общаться с кем бы то ни было.

— Он здоров, — улыбнулся Лонерин. — И продолжает бороться, теперь один. Дохор объявил его предателем, Идо много лет боролся в Земле Огня, пока это было возможно. После этого он перешел в Совет Воды, который объединяет последние земли, избежавшие власти Дохора, — Пограничные Области Лесов, Воды и Землю Моря.

Сеннар, похоже, был немного озадачен этим ответом.

— Положение там действительно очень изменилось по сравнению с моим временем…

— И еще… Идо отправился искать вашего сына. Мы потеряли его следы, но я знаю, что Идо решил предупредить его об опасности и защитить.

Сеннар кивнул:

— Это должен был сделать я.

— Вы не могли ничего знать.

— Может быть, мне бы надо было вернуться во Всплывший Мир. Может быть, судьба велела мне именно это и бегство от нее было ошибкой, за которую я дорого заплатил. Но когда Тарик ушел, я почувствовал себя таким бесполезным, конченым. Я понимал, что не должен следовать за ним: Тарик убежал от моего контроля, он стал мужчиной, и было справедливо, что ему больше не внушали уважения ни мое горе, ни мое одиночество.

Какое-то время они молчали. Потом Сеннар горько рассмеялся.

— Я столько времени не говорил о таких вещах, а теперь говорю о них с посторонним человеком.

Он посмотрел на него с симпатией, и от этого взгляда Лонерину стало тепло на сердце.

— Твоя подруга, должно быть, уже проснулась, и можно идти готовить завтрак. Раз ты здесь, помоги мне встать: для меня с моей проклятой ногой это настоящее испытание.

Лонерин подал Сеннару руку и подумал: «Странно, что такой великий дух заперт в такое слабое теперь тело». Костлявая рука Сеннара, которую он крепко сжимал, казалась такой хрупкой под его пальцами.

Обратно они шли молча, но в этом молчании не было ничего враждебного. Теперь оно соединяло их, и это было скорее молчание сообщников.

Недалеко от дома, еще в лесу они встретили Дубэ. Оба увидели, как она движется, словно дикая кошка, среди деревьев, и услышали свист ее кинжалов.

Она тренировалась. Лонерин вспомнил, как в первый раз увидел ее за этим занятием и почувствовал к ней враждебность оттого, что обнаружил, что в ней есть много общего с убийцами из Гильдии. Теперь было иначе. Теперь, когда он видел, как ловки и точны ее движения, она была для него прекрасной, совершенной и недоступной. Она была запретным плодом, до которого он не мог дотянуться, и оставалась загадкой, несмотря на ночь, которую они провели вместе, и на все, через что они прошли вдвоем. Рана, скрытая в глубине его сердца, снова обожгла его болью.

Сеннар стоял рядом с ним и смотрел на Дубэ с восхищением и грустью. Кто знает, какие сладкие и горькие воспоминания навеяла ему эта картина.

— Завтрак будет готов через несколько минут, — сухо сказал он, и Дубэ резко остановилась.

Было ясно, что она услышала и увидела их раньше, но продолжала тренироваться, словно ничего не произошло. Теперь она стояла и осмотрела на старика, но тот быстро пошел по тропе к дому, оставив двух молодых людей наедине.

Ее лицо стало ласковым, как только она встретилась глазами со взглядом Лонерина, и ему это показалось отвратительным. После того вечера она все время обращалась с ним снисходительно, словно он был хрупким, как стекло. Он понял теперь, что она имела в виду, говоря ему, что не желает, чтобы на нее смотрели с жалостью.

— Где вы были?

— На могиле Ниал, — сухо ответил он.

Глаза Дубэ вдруг заблестели.

— Я была бы рада тоже сходить туда…

— Поверь мне, ты избежала очередного из множества печальных рассказов.

Лонерин пошел к дому и чуть позже услышал, как Дубэ последовала за ним.

— Значит, так ты платишь мне за мое доверие? Это твое уважение, это твое послушание отцу?

Леарко, в испачканной кровью куртке, стоял на коленях перед Дохором. Рана болела сильно. Раненный, он проделал весь обратный путь, а его дракону было еще хуже, чем ему. И как только он оказался дома, сразу же пошел с докладом к отцу.

— Ваше величество, он ранен… — вмешался его слуга Волько, и Леарко услышал, как слуга робко подходит к нему, вероятно чтобы помочь.

— Стой где стоишь! — раздался дрожащий от сдержанного гнева голос отца. — Он должен был умереть. Мне не нужны неумелые и бездарные ничтожества при моем дворе!

У Леарко перед глазами стоял туман. Рана не была тяжелой, но он потерял довольно много крови, и от этого по его телу растекались слабость и холод.

Его отец начал нервно ходить взад-вперед — несомненно, для того, чтобы продлить его мучения.

— Ты хотя бы ранил его? — наконец спросил Дохор.

Леарко с огромным трудом поднял взгляд.

— Да, государь, в плечо.

Это была всего лишь царапина. Назвать ее раной было бы преувеличением. Но Леарко не смог сказать отцу, что не ранил Идо. Он не мог выдержать презрения, с которым отец смотрел на него. По сути дела, ему нужно было только, чтобы отец восхищался им.

Дохор неожиданно улыбнулся, и в улыбке было торжество.

— По крайней мере, мы избавимся от него.

Ошеломленный Леарко бросил быстрый взгляд на свой меч, который лежал рядом с ним на полу.

— Я хорошо знаю, какое у тебя нежное сердце, — продолжал говорить его отец, наполняя каждое слово презрением, — поэтому я поступил предусмотрительно и, чтобы защитить себя, смазал ядом твой меч.

У Леарко закружилась голова. Он был готов упасть без сознания, но не от потери крови.

Дохор, должно быть, заметил растерянность и отупение в его взгляде.

— На что ты там смотришь? О чем ты думаешь? Я подарил тебе победу и месть, поднес их тебе на серебряном блюде.

Леарко долго смотрел на отца, и в его взгляде был подавленный упрек. Его рыцарский поступок — верность долгу перед гномом — оказался напрасным. Не желая убить, он все-таки убил Идо, обманул Идо так же, как его самого обманул отец.

— Вы могли бы сказать мне об этом.

В глазах Дохора отразился глубинный стихийный гнев. Его сын никогда не осмеливался заходить так далеко!