Мимо них как раз проходили пассажиры — четыре девушки, взявшись под руки, совершали прогулку по палубе. Три взгляда мельком зацепили Смитов; а четвертый, чуть более внимательный, вспыхнул секундным волнением. Это был взгляд единственной из четверых спутницы Смитов — остальные девушки просто провожали ее. Ей было не больше восемнадцати — хрупкая черноволосая красавица, она искрилась тем хрустальным блеском, который у брюнеток заменяет мягкое сияние белокурых женщин.

— Интересно, кто она? — подумал вслух Адриан. — Я ее где-то видел.

— Очень мила, — проговорила Ева.

— Очень, — рассеянно отозвался он, и Ева дала ему несколько минут на воспоминания, а потом, улыбнувшись, попыталась вернуть в их закрытый для других мир.

— Расскажи мне еще, — попросила она.

— О чем?

— О нас — как мы замечательно поживем во Франции и будем еще ближе и счастливей, и так навсегда.

— Разве мыслимо быть ближе? — Он положил ей руку на плечо и привлек к себе.

— Нет, я говорю, чтоб мы больше не ссорились по мелочам. Знаешь, на прошлой неделе, когда ты принес мне этот подарок ко дню рождения, — она обласкала пальцами нитку мелкого жемчуга на шее, — я дала себе слово, что больше никогда не буду тебя пилить.

— Бог с тобой, родная, ты никогда меня и не пилила.

Он плотнее прижал ее к своему плечу, но она понимала, что их внутреннее уединение распалось, едва родившись. Антенны его чувств уже снова воспринимали сигналы внешнего мира.

— Большинство наших спутников, — сказал он, — пренеприятные с виду людишки: какие-то мелкорослые, темненькие, уродливые. Раньше американцы выглядели совсем не так.

— Да, унылое зрелище, — согласилась Ева. — А вот давай не будем ни с кем знакомиться, только ты да я, ладно?

Меж тем над кораблем уже плыли удары гонга, и стюарды, проталкиваясь по палубам, кричали: «Провожающих просят сойти на берег!» — и гомон толпы стал пронзительно резким. Несколько минут на сходнях бурлила суетливая толчея, потом они опустели, и люди с Приклеенными к лицам улыбками, стоящие за барьером пирса, принялись выкрикивать неразборчивые напутствия. Портовые матросы уже отдавали швартовы, когда к сходням поспешно протолкался плосколицый, явно не в себе молодой человек, поддерживаемый носильщиком и шофером такси. Корабль равнодушно проглотил опоздавшего словно какого-нибудь захудалого миссионера в Бейрут, — и пассажиры ощутили под ногами едва заметную, но мощную дрожь. Лица провожающих начали отодвигаться, какое-то мгновение корабль казался частью внезапно расколовшегося пирса, потом лица стали расплывчатыми, немыми, а громада пирса превратилась в желтоватое пятно на берегу. Теперь уже и весь Город зримо уходил назад.

В северных широтах формировался ураган и, предшествуемый штормовым ветром, начинал смещаться к юго-юго-востоку. Ему предстояло накрыть амстердамский грузовоз «Питер И.Юдим» с шестьюдесятью шестью членами экипажа; сломать стрелу подъемного крана у крупнейшего в мире пассажирского лайнера и обречь на нужду и горе жен нескольких сотен моряков. Корабль, увозивший из Нью-Йорка Смитов, взял курс на восток в воскресенье вечером и должен был встретиться со штормом во вторник, а войти в зону урагана еще через сутки, к ночи.

Адриан и Ева переступили порог салон-бара во вторник. Это не входило в их планы: они думали, что, уехав из Америки, «даже не вспомнят о спиртном», — но не вынесли забытого ими чувства острейшего одиночества, которое охватывает человека на корабле и которое можно развеять только в баре. Вот они и заглянули туда — на минутку.

Бар был полон. Некоторые посетители остались здесь после завтрака, некоторые собирались просидеть до обеда, а самые верные пришли к открытию — в девять утра. Это преуспевающее общество развлекало себя картами пасьянс, бридж, — детективами, болтовней, выпивкой и флиртом. На первый взгляд, обычная атмосфера заурядного клуба или казино в любой стране, но раскаленная нетерпеливой и едва сдерживаемой нервической напряженностью, которая охватывает в море всех, от мала до велика. Путешествие началось и поначалу было приятным, однако недостаточно разнообразным, чтобы развлекать пассажиров шесть дней подряд, а поэтому всем уже хотелось поскорее его закончить.

За столиком неподалеку Адриан заметил юную брюнетку, которая задержала на нем взгляд в день отплытия. Он опять был очарован ее изящной привлекательностью — дымная суета многолюдного салона не пригасила в ней хрупкого блеска. Смиты уже прочитали список пассажиров и решили, что эта девушка, вероятней всего, «Мисс Элизабет Д'Амидо с горничной», а проходя мимо теннисной площадки, Адриан слышал, что ее называют Бетси. Среди молодежи за ее столиком сидел и плосколицый молодой человек, которого последним «загрузили» на корабль; в понедельник он уныло слонялся по палубам, но сейчас, видимо, почти оправился. Мисс Д'Амидо что-то шепнула ему, и он с любопытством посмотрел на Смитов. Адриан слишком недавно стал знаменитостью и смутился.

— А нас покачивает, чувствуешь? — спросила Ева.

— Давай выпьем чего-нибудь легкого, — предложил Адриан. — Хочешь шампанского?

Пока Адриан разговаривал с официантом, молодежь за столиком мисс Д'Амидо о чем-то совещалась; потом один из молодых людей встал и подошел к Смитам.

— Если не ошибаюсь, мистер Адриан Смит?

— Да.

— Мы подумали, может, вы примете участие в нашем теннисном турнире? Мы хотим организовать теннисный турнир.

— Видите ли… — Адриан колебался.

— Моя фамилия Стэкомб, — выпалил молодой человек. — Нам всем нравятся ваши… ну, в общем, ваши пьесы, вот мы и подумали — может, вы пересядете за наш столик?

Адриан рассмеялся — немного, впрочем, принужденно. Стэкомб, развязный и расхлябанный, ждал ответа с таким видом, словно сказал Смитам нечто весьма лестное.

Поэтому Адриан ответил:

— Благодарю вас, но мне кажется, будет удобнее, если вы переберетесь к нам.

— У нас больше столик.

— А у нас… у нас — возраст.

Молодой человек добродушно улыбнулся, как бы говоря: «Пожалуйста, переберемся мы».

— Запишите меня, мистер Стэкомб, — сказал Адриан. — Сколько я должен внести?

— Ставка у нас доллар. А меня называйте Стэк.

— Почему? — с удивлением спросил Адриан.

— А так короче.

Когда он ушел, они глянули друг на друга и широко улыбнулись.

— Господи, — ошарашенно шепнула Ева, — они, кажется, в самом деле решили перебираться.

И действительно. Пятеро молодых людей — трое юношей и две девушки залпом осушали бокалы, с шумом отодвигали стулья и громко призывали официантов, явно собираясь присоединиться к Смитам. Если кто-нибудь и почувствовал неловкость при столь стремительном знакомстве, то только хозяева столика: молодежь, рассаживаясь, разглядывала их открыто и уважительно — слишком уважительно, как бы решая про себя: «Вряд ли это будет особенно занятно… хотя, впрочем, может оказаться полезным — вроде ученья в школе».