— Мистер Тесла, я настаиваю: немедленно прекратите!

Не отвлекаясь от рычагов, Тесла рукой в перчатке махнул своим подручным:

— Прошу, проводите их высочество обратно в столовую.

Алек потянулся было за саблей, но ее в этот вечер при нем не оказалось. С обеих сторон надвинулись двое дюжих молодцов, перед которыми Алек был явным маломерком; причем Тесла при желании мог подозвать еще дюжину.

— Мистер Тесла, очень вас прошу…

Изобретатель покачал головой:

— Этого момента я ждал долгие годы. Но тут вмешался случай. Роковая случайность, увы.

Молодцы твердо подхватили Алека под руки и потащили к лестнице.

Большинство гостей столовую в спешке покинули. Хотя там по-прежнему сидел Клопп с сигарой в одной руке и тростью в другой, а рядом с ним примостилась мисс Роджерс, лихорадочно строча в блокноте.

— Похоже, там битва ого-го, — сказала она, не поднимая головы.

Алек тяжело сел, пустым взглядом скользнув по брошенным стульям, беспорядочно и вместе с тем сиротливо обступившим стол. Даже здесь, в обособленном помещении, пол ощутимо гудел.

— Он собирается пальнуть по Берлину. Не для испытания, по-настоящему. Что я наделал!

— Остальные сию минуту вернутся, юный господин, — сказал по-немецки Клопп.

— Вернутся? А куда они, черт возьми, делись?

— Проверить поклажу, — просто ответил Клопп.

— Что?

— Ваше высочество, — подала голос мисс Роджерс, еще не успев дописать, — вы бы сказали, что мистер Тесла слетел с катушек?

Алек резко повернулся к ней, в глазах у него горели злые слезы:

— Он думает разрушить город, без переговоров и даже без предупреждения! Что вы на это скажете?

— Ну, так вы же на это и подписывались. Вы, мой шеф и все эти инвесторы в авто, которые сейчас, когда мы разговариваем, подъезжают к Нью-Йорку. То, о чем вы знали, должно случиться. Во всяком случае, может.

— Но это не то, что мы планировали! — завопил Алек. — Это убийство!

— Берлин, весь как есть… — записывала мисс Роджерс, ведя ручкой, а в такт ручке кивая головой.

Но Алек не мог представить город, до основания вылизанный огнем. Думалось сейчас только о висящем в небе «Левиафане» и про кошмарные сны Дэрин о смерти отца. Вино в забытых вокруг бокалах мелко подрагивало. Дрожал весь стол.

— Мы не можем ему этого позволить.

— Не волнуйтесь, юный господин. А вот и они.

Алек обернулся. В столовую вломились Фольгер и Хоффман с Бауэром, неся с собой длинные плоские кофры, захваченные из Нью-Йорка. Один из них вильдграф бухнул на стол. Полетели и побились тарелки, опрокинулись бокалы, залив белую скатерть красным.

— Я так понимаю, у нас мало времени?

— Всего несколько минут, — сказал Алек.

— И вы хотите его остановить?

— Непременно!

— Рад слышать.

Фольгер, щелкнув застежками, откинул крышку кофра. Там лежала пара дуэльных сабель.

Алек покачал головой:

— У него там как минимум дюжина людей.

— Я не понял: вы забыли девиз вашего отца? — строго спросил Фольгер.

— Внезапность ценнее силы, — вслух сказал Клопп и, сунувшись в кофр, принесенный Хоффманом, вынул оттуда какой-то черный цилиндр с длинным запалом. — Этот маленький сюрприз я изготовил лично, в лаборатории у Теслы.

Он, прихрамывая, подошел к лестнице, ведущей в аппаратный зал, и, прикоснувшись кончиком сигары к запальному шнуру, заулыбался, когда тот ожил своей недолгой жизнью.

— Бог ты мой! — Мисс Роджерс подняла от блокнотика заинтригованный взгляд. — Это что, бомба?

— Не волнуйтесь, юная госпожа, — успокоил граф Фольгер, повязывая поверх носа и рта салфетку. — Это всего лишь дым. Но в обильном количестве!

— О боже! — ахнула мисс Роджерс.

Хоффман кинул салфетку Алеку, а Бауэр в это время открыл еще один сабельный кофр. Вибрация сквозь пол стала ощутимей, от нее тряслись даже стены. Казалось, рябил сам воздух.

— Приготовьтесь, ваше высочество. — Фольгер поднял одну из сабель, вторую Алек вынул из кофра — золоченая рукоятка, лезвие с гравировкой.

— Это мне тоже в наследство от отца?

— А что. Ей нет еще и века, и остра как новая.

Алек сунул саблю за ремень и поспешно накинул салфетку на рот и нос. Дымовая бомба шкворчала и искрилась у Клоппа в руке, от запального шнура оставалось всего несколько сантиметров. Тем не менее старик ждал, спокойно на нее поглядывая. Наконец он кинул ее на верх лестницы. Что-то со свистом лопнуло, а сверху вскоре донесся нестройный хор взволнованных голосов и криков. Клопп отступил в сторону, давая дорогу нескольким инженерам, скатившимся вниз с надрывным кашлем, плевками и сморканием.

— Жаль, мне не дано быть там с вами, господа, — вздохнул старик, протягивая руку к своей трости.

Алек тряхнул головой:

— Вы уже и так сделали для меня столько, что не рассчитаться!

— Остаемся вашими верными слугами, ваше высочество, — с поклоном сказал Фольгер, прежде чем броситься вверх по лестнице с неотлучными Хоффманом и Бауэром.

Стоило Алеку последовать за ними, как глаза немилосердно защипал дым; он не давал дышать, ожигал легкие. Гудение в воздухе с каждым шагом возрастало.

В задымленной аппаратной царил бедлам. Летали электрические искры, кто-то вопил «поломка! неисправность!», что лишь усугубляло хаос. Люди Теслы, судя по всему, думали, что само оружие под перегрузкой запалило комнату. Пол содрогался, будто все здание вдруг сделалось частью исполинского двигателя.

Алек под завесой провел Фольгера и остальных к центральной консоли. Тесла стоял над ней спокойно, игнорируя панический гвалт вокруг.

— Сэр, сейчас же выключите вашу машину! — велел Алек.

— Вы? Ну конечно, кто же еще, — не отводя взгляда от приборных шкал, сказал Тесла. — Я как чувствовал: нельзя доверять австрийцу.

— Не вам об этом судить, мистер Тесла. Да вы пошли наперекор всем нашим планам! — Алек поднял саблю, за ним остальные. — Выключайте машину!

Тесла глянул на кончики сабель и рассмеялся:

— Для колебаний, принц, слишком поздно.

Рукой в перчатке он ловко повернул рубильник и нырнул за консоль. Потрескиванье в воздухе сменилось вдруг мощным щелчком, и возникшая откуда-то из дыма паутина молний ударила по кончикам вынутых сабель.

Миг, и сабельная рукоятка в руке Алека накалилась до предела, однако он не мог ее выронить: мышцы руки словно окаменели. Жуткая, непреодолимая сила сковала его, стискивая своей хваткой само сердце. От макушки до самых пяток тело пронизывал жгут невыносимой боли.