Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Стенные часы пробили трижды. Было очень темно. Клер целый день прислушивалась, и пару раз ей казалось, что со стороны скал и соседнего леска слышатся выстрелы и лошадиное ржание. Сидящая возле кухонной плиты Бертий наблюдала за ней, но ни о чем спрашивать не осмеливалась. В кухне, кроме них и ребенка, никого не было.
— Принцесса, Матье уже выпил свое молоко, и я хочу выйти подышать, — неожиданно обратилась к ней Клер. — Побудешь с ним, пока не стемнеет?
Кузина, которая как раз читала альманах, покорно улыбнулась:
— Да, если ты придвинешь колыбель к моему креслу. Так я смогу его взять, когда заплачет.
— Матье не будет плакать. Я переменила пеленки. Только, ради бога, не позволяй Этьенетте даже прикасаться к нему!
Заинтригованная Бертий нахмурилась. Клер добавила:
— Не спрашивай причины, очень тебя прошу! Эта девчонка скоро от нас уйдет.
— Поступай как знаешь, — кивнула калека. — Ты здесь хозяйка! Только скажи заранее, если ты и нас с Гийомом соберешься прогнать.
— Не говори чепухи! — сердито отозвалась Клер.
Спустя двадцать минут она уже скакала верхом, причем сидя по-мужски. Плевать на приличия! Запрягать Рокетту в коляску Клер не захотела — слишком долго, да и опасно, потому что выбоины на дороге присыпало снегом. Свою любимицу она не выводила из конюшни месяц, и та вознаградила хозяйку стремительным галопом и взбрыкиванием. Под юбку Клер надела отцовские штаны и держалась очень хорошо, сжав коленями лошадиные бока.
«Дамам пристало ездить в женском седле и в соответствующем наряде! Но мне все это ни к чему!»
Единственной ее заботой было защитить Соважона. Клер направлялась к плато, возвышавшемуся над долиной. Сразу за поместьем Понриан начинался лес с его многочисленными ложбинами, поросшими густым и колючим кустарником. Холодный воздух, пьяняще прекрасные, бескрайние белые пейзажи… Уже много месяцев ей не дышалось так привольно. Эта конная прогулка, ощущение игры лошадиных мускулов под собою, ответные ласки Рокетты, крепкий запах ее гривы — все это животворным бальзамом проливалось на ее душевную рану, которая никак не заживала.
В небе, распластав крылья, кружило воронье. Порхали редкие снежинки. Клер остановила лошадь посреди опушки. Где-то рядом лаяли собаки, перекликались мужчины. Рокетта радостно заржала, и тут же послышался стук копыт. Из леса стремительно выбежал высокий белый жеребец. Всаднику пришлось не единожды натянуть уздечку, принуждая его замедлиться. Конь поднялся на дыбы, но и после этого продолжал приплясывать на месте. Фредерик Жиро приветствовал девушку, приподняв шляпу, украшенную фазаньим перышком.
— Клер! — воскликнул он. — Я увидел вас издалека, когда вы еще были в долине. Вороная лошадь и всадница-брюнетка — это могли быть только вы!
Они не виделись с декабря. Клер испытала странное чувство: все тот же обращенный на нее жадный взгляд его зеленых глаз, насмешливые губы…
— Здравствуйте! — отвечала она очень тихо. — Вы здесь одни?
Фредерик подъехал ближе и с улыбкой сказал:
— Я оставил прислугу на краю дубравы присматривать за сворой охотничьих собак, которых мне одолжил приятель. Как я рад вас видеть! Но вы, как всегда, сама серьезность. Милая Клер, что случилось? И почему вы сидите по-мужски? В Ангулеме это бы вызвало скандал!
В планы Клер не входило ему перечить и оскорблять чувства, которые Фредерик к ней питал, — она рассчитывала добиться своего.
— Фредерик, — заговорила девушка дрожащим от волнения голосом, — хочу попросить вас об услуге. Я для этого вас и искала. Мой пес, Соважон, пропал. Сегодня ночью я видела его мельком со стаей волков. Они унесли двух моих коз. И вот утром я услышала, как один из наших работников говорит о вас… Умоляю, не убивайте моего пса! И своим людям запретите! У Соважона большое белое пятно на голове, его нетрудно отличить!
Схватившись обеими руками за переднюю луку седла и хмурясь, мужчина слушал. Было видно, что ожидал он вовсе не этого.
Клер решила с ним повидаться лишь для того, чтобы спасти это волчье отродье! И все же она была сейчас в его власти — щеки разрумянились на морозе, красивые губы едва заметно дрожали… Ему почудились слезы в больших темных глазах девушки, а он так мечтал увидеть, как они заблестят, когда они будут наедине и он подарит ей блаженство!
— Я вас очень прошу, — настаивала девушка, догадываясь, что в эту минуту он любуется ею, желает ее. — Вы не раз видели Соважона. Не убивайте его!
Фредерик воображал, что она девственница. Он и подумать не мог, что Клер уже научилась определять момент, когда мужчина готов уступить мольбам, потому что хочет понравиться.
— Я бы и хотел вам помочь, дорогая, — наконец произнес он, — однако своей просьбой вы ставите меня в затруднительное положение. Волки перерезали чуть не целую отару овец на выгоне, за поместьем, иными словами, у меня под носом. И поранили восьмимесячного жеребенка, так что пришлось его прикончить. Я не желаю нести такие убытки! И ведь я предупреждал вас, Клер: на собаку с долей волчьей крови полагаться нельзя! Однажды она набросится на вашего маленького брата или на другого ребенка. А может, и на вас. И вот доказательство: ваш пес ушел к волкам и бесчинствует вместе с ними! Как, по-вашему, почему волки осмелели и подходят так близко к жилью? Ваш пес стал у них вожаком и, поскольку он людей не боится, ведет за собой остальных. Зачем щадить зверя, ставшего опасным? Мне жаль, Клер, я совершенно не хотел вас огорчать.
Тон был искренним, рассуждения — логичными. Фредерик был прав, она это понимала. Едва слышно, словно поверяя секрет, Клер сказала:
— Этой ночью Соважон не дал волкам на меня напасть! Вы правы, он ими верховодит. И все-таки он меня спас, а значит, не забыл. Пощадите его, и обещаю, я посажу его на цепь, так, чтобы больше никаких побегов! Я так его люблю! Может, это звучит глупо, но я буду очень горевать, если Соважон погибнет. Фредерик, окажите мне эту любезность!
Мужчина спешился, привязал коня к крепкой ветке.
— А что взамен? Я думал, что зачахну в городе, у тетушки Аделаиды. Постоянные семейные проблемы, тяжелобольная маленькая кузина, а еще — великосветские застолья, болтовня с приятелями в Кафе-де-ля-Мэри… Я очень скучал по Понриану, по своим лошадям, по скалам и по вам, Клер! По моей так называемой невесте, такой неприступной, которая и
