— Думаю, что да. Догадываюсь. У вас ведь теперь открыты глаза на бухту Монсазо, не так ли?

— Так, Мартин. Найдите «Прогиденс». Не знаю, имеют ли для вас какое-то значение наши награды…

— Разрешите отправиться немедленно?

— Нет. Отплывете через… ну, скажем, через два часа А перед этим вы должны посетить «Поларштерн» и встретиться там с одним егер-сержантом.

— С сержантом?

— Да.

— Не понимаю. О чем я буду говорить с ним два часа?

— Уверяю, двух часов не хватит, но больше дать не могу. Дело в том, что этот егер-сержант — ваш сын.

Лицо фон Бистрица дрогнуло.

— Иржи?

— Да.

— Как он оказался на «Поларштерне»?

— Доставлен на скампавее «Ежовень». Егер-сержант Неедлы ранен в стычке с бубудусками при сопровождении нашего посла в Муроме. Дрался достойно, Обенаус ходатайствует о награде.

— Куда он ранен?

— В плечо. Пуля прошла навылет, кость не задета. Сейчас ваш сын поправляется.

— Извините, уход за ним…

— О, все, что необходимо, делается. Перевязки, антибиотики, усиленный рацион. Плюс личный патронаж со стороны ее высочества.

— А, даже так… Воистину от судьбы не уйдешь.

Майор некоторое время смотрел поверх Мак-Магона в кормовое окно адмиральской каюты. Потом сказал:

— Как раз этих двух часов мне может не хватить. Там, в море. И поскольку от «Прогиденса» зависит судьба эскадры… Отплываем немедленно.

Гросс-адмирал молча склонил голову. Потом позвонил в колокольчик и приказал:

— Майору фон Бистрицу — баркас. Начальника штаба — ко мне. Приказ по эскадре: ремонтные работы заканчивать, всех вернуть с берега, быть в готовности к двадцати пяти ноль-ноль. Уходим в полночь! И да пошлет нам Пресветлый хотя бы часик темноты…

* * *

ЕГО ПРОСВЕТЛЕННОСТИ

КЕРСИСУ ГОМОЯКУБО, БУБУДУМЗЕЛУ

Обрат бубудумзел!

Из опроса спасенных матросов установлено, что в дельте Теплы произошел морской бой. При этом якобы потоплены его величества линейные корабли «Орасабис» и «Гронш», а также фрегат «Гангом». Несколько ранее расстрелян бриг «Ямдан». Судьба фрегата «Консо» устанавливается. Достоверными данными о потерях померанских окайников пока не располагаю.

И.о. посла Пресветлой Покаяны в Республике Муром

эскандал Синдрон Псало.

Писано во граде Муроме

Судьба Уолтера определилась как только он начал понимать значение и предназначение странных и необычных вещей в кабинете отца — от огромных раковин, которые именовались тридакнами, весили по четверти тонны и имели зубастые выступы, о которые он так часто ушибал ноги, — до маленьких свинцовых шариков, которые назывались картечью.

Прямо в кабинете росла миниатюрная кокосовая пальма. Под потолком висела шкура двадцатиметрового удава Дабы не пугать сына, Джон Мак-Магон-старший, посмеиваясь, называл ее куском небесного экватора. Уолтер не знал, что такое экватор, но слово было чрезвычайно мудрым и очень спокойным.

— А ты подпрыгивал? — спросил он.

— Подпрыгивал? — удивился отец. — Это зачем?

— Ну, чтобы оторвать кусок. От этого… небесного к ватора.

Отец рассмеялся.

— А, да. Очень, очень подпрыгивал. И не я один. Лорд Саймон так прыгал, что даже ногу сломал.

Еще в кабинете стояли застекленные шкафы. В них красовались ветвистые разноцветные кораллы, только вот трогать их не разрешалось, потому что они не только легко разбивались, но еще и крошились в руках. А за это крепко влетало.

Впрочем, Уолтера гораздо больше привлекал здоровенный черный лук с тетивой из жил страшной ящерицы. Увы, стрелы от него мама постоянно куда-то прятала, обещая выдать их, как только крошка Уолли подрастет.

Однако когда крошка Уолли немного подрос, его стали интересовать уже другие вещи. Карты и атласы с голубыми океанами; статуэтки бога Мососа, вырезанные из душистого дерева; рисунки неведомых берегов с хищными рептилиями; круглая штука, умеющая предсказывать погоду; бронзовая труба, с помощью которой можно было запросто разглядеть не только все, что творится в саду у соседей, но и увидеть, который час на башне мэрии.

— Хочешь услышать море? — однажды спросил отец.

— Что за вопрос, сэр! — удивился крошка Уолли.

И услышал. В большой розовой раковине со страшного пиратского острова Пепрос.

— И много там таких раковин? — деловито спросил Уолтер.

— Да. Там много чего. Там еще кукаду живут, — сказал Мак-Магон-старший.

— Кто это?

— Это такие кукующие попугаи ростом с собаку и с угрюмым характером.

— С собаку-у?

— Честное капитанское.

— А почему у них угрюмый характер?

— Не знаю. Быть может, из-за того, что кукаду питаются епескудами.

— О! А это еще что?

— Не что, а кто. Епескудами называются такие змеи, которые зарываются в песок. Весьма недружелюбные существа.

— Ядовитые?

— Нет, и это их очень злит.

— Пап, а ты возьмешь меня в плавание?

— Охо-хо. В плавании нужно много работать, Уол.

— Ну, так я и буду работать. В чем дело-то?

Отец улыбнулся.

— Хорошо, возьму. Годика через два, если тебе не расхочется.

— У! Через два… А почему не сейчас?

— Сейчас мама не разрешит.

— Как — не разрешит? Ты же в доме главный!

Отец почему-то рассмеялся.

— Нет, это на корабле я главный. А в хорошем доме Должна командовать хорошая женщина.

— А у нас хороший дом?

— Превосходный.

— А как узнать, что дом хороший?

— Очень просто. В хорошем доме хочется поменять шпагу на тапочки.

Этого Уолтер понять не смог, поэтому решил спросить о другом, о главном.

— А раньше, чем через два года никак нельзя?

— Категорически.

— Ну, через два года ты забудешь.

— Нет, — очень серьезно сказал отец. — Не забуду.

* * *

И не забыл. В двенадцать лет во время летних каникул Уолтер впервые уходил в рейс на трехсоттонной баркентине «Присцилла», личной яхте графа Бервика. Яхте, которой командовал Джон Мак-Магон-старший.

Несколько дней «Присцилла» простояла в порту, дожидаясь ветра. За этот срок Уолтер в сопровождении вестового матроса облазил судно от штевня до штевня и от киля почти до клотика самой высокой мачты. По нескольку раз он заглянул во все помещения судна, не исключая и святая святых — крюйт-камеру. И уже перед самым выходом в плавание успел смертельно перепугать миссис Мак-Магон, которая вдруг увидела сына на марсовой площадке в добрых тридцати метрах над палубой.