– Артём, может, ты уладишь это как-нибудь? Может, задобришь отца?

– Смешной ты всё-таки. Я Модестовичу не ровня. Я только организую кое-какие дела, а чтобы спорить с ним – уволь. Я бы не пожелал такого врага никому. Злопамятный он, чересчур злопамятный. Так что ты уж как-нибудь сам с ним замывай свою вину… Вопрос не в этом.

– А в чём?

– Что дальше-то твои менты будут делать? Ты же, если в корень смотреть, облажался с их заданием. Обратно тебя в изолятор сунут.

– Не хочу! – испуганно встрепенулся Степан. – Не пойду! Сбегу куда-нибудь!

– Как же, сбежишь тут… Тебя наверняка «пасти» будут день и ночь… Слушай, ты вот что… Не дёргайся, – Бугаев по-товарищески подмигнул, – сегодня-завтра подожди. Отсидись дома, на телефоны не отвечай.

– А что потом?

– Может, я придумаю, чем помочь тебе. Главное – сейчас сразу домой и не рыпайся никуда. И ни с кем не общайся пока. Тебе нужно залечь на время…

Бугаев говорил это не столько для Степана, сколько для себя. Он не был уверен, что его собеседник не держал где-нибудь в кармане записывающее устройство. Если вдруг их разговор станет известен милиции, то никто не должен заподозрить его, Артёма Бугаева, в причастности к гибели Степана Машковского. Артём знал, что такое предусмотрительность. Не подозревал только о том, что в поле зрения спецслужб он попал уже в те дни, когда знакомил покойного теперь Шевчука с Ларисой…

– Ну что ж, Стёпа, – сказал он, останавливая машину, – держись.

Они оба вышли.

– Артём, ты сообщи мне, как там мой старик. Мне бы только, чтоб он психовать прекратил, а я уж на коленях к нему приползу.

– Не торопись. Дай всему улежаться. И не высовывайся. Понял? Ну ладно, бывай. – Артём обнял Степана и похлопал его по спине.

– Спасибо…

– Было бы за что… Бугаев сел в «форд» и тут же сорвался с места, спеша поскорее скрыться.

Прозвучавший в подъезде лёгкий хлопок не привлёк к себе внимания ни жителей дома, ни прохожих. Навинченный на ствол пистолета глушитель сделал выстрел почти неслышимым. Степан Машковский отпирал дверь и не успел заметить подошедшего к нему сзади незнакомого человека. Пуля ударила его в голову, и он ввалился в квартиру, рухнув в коридоре лицом вниз. Незнакомец ещё дважды нажал на спусковой крючок, затем закрыл дверь и быстро спустился по лестнице.

* * *

Когда на стол президенту легло письмо, подписанное руководителями двух спецслужб – Коржаковым и Барсуковым, Ельцин читал его долго и внимательно. В письме излагалась суть истории, основными действующими лицами которой были Родионов, директор фирмы «Промин-формкооперация», и Петлин, руководитель секретариата председателя правительства России. Неоспоримого материала было предостаточно, но никакой реакции от президента не последовало. Обыкновенно Ельцин ставил на просмотренных документах галочку, но в этот раз он не сделал никакой пометки на бумаге, будто не ознакомился с ней. Коржаков снова оставил это письмо в папке для входящих документов, и снова никакой реакции президента. Лишь после того как он лично положил материалы на стол перед Ельциным, президент отреагировал.

– Замучили вы меня этим письмом, Александр Васильевич! – недовольно произнёс он. – Такое впечатление, что вокруг меня одни негодяи. Это ж невозможно! Противно! А я хочу чувствовать, что вокруг меня нормальные люди работают. А тут, понимаешь… Думать не хочется об этом!

– Это очень серьёзно, Борис Николаевич.

Президент смотрел на Коржакова, и весь его облик говорил о стойком нежелании заниматься данным вопросом.

– Ладно, я поговорю с Черномырдиным, – почти процедил он.

Беседа состоялась на следующий день. Премьер-министр вышел от президента с каменным лицом. Столкнувшись с Коржаковым в коридоре, он громко засопел, однако не произнёс ни слова. Начальник СБП видел, что Черномырдин готов был взорваться и при других обстоятельствах наверняка разразился бы гневной тирадой, тем не менее в этот раз сдержал себя. Но это в Кремле…

В Белом доме он дал волю эмоциям.

– Саша, – проговорил он, прижимая подбородок к груди и глядя исподлобья на Сонина, – вызови ко мне Смелякова… Устроили тут балаган!

Сонин не знал, в чём дело, хотя и догадался, что шеф раздражён какими-то материалами, поступившими из отдела «П».

– Тихо и спокойно было без них, – заявил как-то раз Виктор Степанович. – Были тут всякие проходимцы, но зато на душе было спокойно. А теперь каждую неделю бумаги на кого-то приходят, обвиняют в таких вещах, что просто ух… Их послушать, так у меня здесь не правительство, а сброд мошенников…

Войдя в кабинет премьер-министра, Смеляков на мгновение оторопел. Черномырдин стоял за трибуной, предназначенной для выступлений во время заседаний, и что-то беззвучно говорил одними губами.

– Явился? – сказал председатель правительства. – Иди сюда, Виктор…

– Здравствуйте, Виктор Степанович.

– Удивляешь ты меня… И огорчаешь… Очень огорчаешь! – громко и многозначительно чеканя слова по слогам, произнёс Черномырдин. – Кругом воруют, шпионы по Белому дому косяками ходят. Ты знаешь об этом! Знаешь! А вы тут устроили! – Черномырдин перешёл на крик. – Под Пет-лина копаете?.. Делом надо заниматься, Виктор! Делом! Что это за оценки! То ли это, то ли то… Ерунда! Я про Петлина всё знаю! Всё! Он со мной уже десять лет, он – работник! Что вы под него копаете? Чего ищете?

– Виктор Степанович, всё, что изложено в этой справке, требует следственной проверки. Наш отдел выполнил свою работу, теперь дело за следователями.

– Ай, ну и проверяйте вы, проверяльщики… Ищите! Если что-то есть, я уберу его в две минуты… Только нет ничего! Нет!

Черномырдин с досадой бросил на стол листы бумаги.

– Нет ничего! Не докажете! – проговорил он уже тише. – Устроили тут гнездо на мою голову. Дуралеев бы и шпионов бы лучше не пускали в Белый дом, а то прилипли к нормальному человеку…

Смеляков молчал. Он понимал, что никакие слова не помогут в данной ситуации. Премьер-министр готов был стоять горой за своего любимца не столько из-за его высоких профессиональных качеств, а прежде всего из-за того, что он всегда и всюду ручался за него. Геннадий Петлин был его креатурой и работал под его крылом. Черномырдин не был готов признать своего ставленника вором. Что бы ни случилось, Виктор Степанович намеревался защищать его до конца, используя все имевшиеся у него рычаги власти…

– Я вам руки-то не дам распускать! – Черномырдин угрожающе помахал указательным пальцем. – Я ещё пока не кто-нибудь и могу кое-что здесь! Не те времена, чтобы позволять себе!

Виктор улыбнулся. Ситуация была вовсе не смешной, но Смеляков не сумел сдержаться. Манера премьер-министра разговаривать давно стала поводом для бесконечных шуток. Юмористы жаловались со сцены, что Черномырдин оттесняет их на задний план. «Выпустите Виктора Степановича на эстраду, и он переплюнет всех нас», – говорили они. Порой ему удавалось сказать так, что невозможно было понять ничего; он произносил слова, но из них не складывалась мысль. А иногда он мог бросить фразу, которая тут же становилась крылатой. «Хотели как лучше, а получилось как всегда», – оценил он однажды работу своего правительства, но сам даже не понял, что именно он сказал.