Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ты уберешь все ссылки на время, что получится?
— Наверное, вечная классика? — Я представила себя в роли седовласого писателя, портрет которого висит на стене школьного класса, где проходит урок по литературе.
— Постав Лебон, когда описывал свои путешествия, не использовал не единой ссылки, и его текст ничуть не пострадал от этого.
— Я не Лебон, я Градова!
— Я в курсе! Какую цель ты ставишь, работая над этой книгой?
— Забыть все то, что было.
— Неправильно.
— Предупредить других, которые могут заблуждаться.
— Лишнее.
— Найти решение вопросов, которые меня волнуют…
— Нет, это разговор с самой собой… Ты ведешь разговор с собой.
— Но это не интересно! Я для себя не лучший собеседник.
— Ты должна представить, что ты не та, которая пишет эту книгу, а другая — которая ее будет читать. И тогда поймешь, что множество реминисценций попросту лишние, а какие-то эпизоды заиграют совершенно новыми гранями.
— Знаешь, я так много думаю и так часто говорю об этой книге, что иногда мне кажется, что, когда придет время предъявить ее миру, она как бальзаковский «неведомый шедевр» окажется белым полотном… Что мне делать?
— Как что? Сожги ее!
Я с ужасом посмотрела на Яна, в мозгу мелькнуло множество неподобающих цитат, и, вспомнив, как догорал мой сценарий мистической вечеринки, нарушила долгую паузу:
— Ян, пепельница слишком маленькая…Он вновь сжалился надо мной:
— Тебя эта ситуация держала и не отпускала несколько недель, пока ты не поставила точку в книге, так?
— Да, так и было… Я не могла ни спать, ни есть…
— Так вот… Пойми, это состояние, которое должно длиться все триста страниц. Иначе всё впустую, ты просто не выполнила сверхзадачу.
— Ну ты даешь… Это и великим не под силу.
— Я знаю, а ты — просто попробуй…Послушалась ли я Яна или решила сделать по-своему — история умалчивает. Но в феврале, как я и загадала, мы собрались опять в клубе «ApTeFAQ». На столе лежала моя книжка — «Танец с жизнью. Трактат о простых вещах». В зале фоном играл Димкин диск «Следы на песке».
Путь к себе
Телефон долго не отвечал. Потом взяли трубку.
— Дина, это я…
— Привет.
— Как у тебя дела?
— Все как всегда. Это у тебя вечно что-то происходит.
— Ага, у меня неспокойно, как в пожарной части.
— Чего на этот раз случилось?
— Да так, некоторые события. На работе проблемы. Никита тоже дает прикурить. Слушай, я тут решила на родину съездить.
— Зачем тебе туда ехать?
— Ну, к могилам предков… чего-то вдруг потянуло…
— Десять лет не была, а тут потянуло?
— А ты ездила?
— Я почти каждое лето туда наведываюсь. Кто-то же должен приезжать на кладбище. Памятник сделали.
— Я тут в храме была. Поставила всем свечи…И за твое здравие тоже.
— За меня не надо. Я больше не хожу в церковь.
— Ты же была очень набожным человеком?
— Не знаю, в какой-то момент поняла, что незачем ломать свою природу. Я — язычница, и это завет предков.
— И для меня?
— Конечно. Просто не сразу это понимаешь. Я для себя это решила, когда серьезно заболела.
— Ты болела? Почему не сказала?
— Своей гламурной сестре? Да тебя и дома-то не бывает.
— Я работаю… Очень много, ты же знаешь.
— Я была в тайге, несколько месяцев прожила в землянке, в глухом лесу. Видимо, медведь берлогу срыл, а я ее достроила и поселилась…Пила воду из источника, ела таежную ягоду, смолу сосновую. Я поняла — излечение может дать только земля. Город убивает. Я, наверное, вообще уеду туда. Дети вырастут и уеду.
— Слушай, а ты у камня была, ну про который еще дед наш рассказывал?
— Зачем тебе это?
— Не знаю, тянет что-то. Вот живу я, а как будто не свою жизнь проживаю, как будто сбилась с программы. Может, надо вернуться к какой-то изначальной точке? Может, тот камень и есть точка старта? Как ты думаешь?
— Я тебе готового рецепта не дам. Только знай — за все заплатить придется.
— Мне кто-то уже говорил об этом… Я хочу поехать туда, мне нужно понять, кто я и зачем…
— Твое дело… Не помогу я тебе, у каждого свой путь.
— А ты счастлива?
— То, что я хотела, я получила… Но тебе этого не нужно.
— А что мне нужно?
— Тебе хочется быть первой во всем. А такие счастливыми не бывают.
— Я хочу измениться.
— Ты думаешь, там тебе кто-то даст совет? Да, она не хотела впускать меня в родовую обитель. Но ведь мы сестры, всего два близких по крови человека в этом мире. У меня есть точно такое же право, как и у нее.
— Дорогу помнишь? И будь осторожна. Неспокойно в этих краях. Главное, на ночь постарайся быть только там, где люди. Не оставайся одна.
— Спасибо… Я позвоню, когда вернусь…
Багровое солнце клонилось к горизонту. Трава жухлая, сухая, высокая, почти в рост. Осталось несколько километров, но до полуночи уже не дойду. Сил совсем не осталось, холодным ветром продувает до костей. А только сентябрь.
Надо отыскать жилье, хоть какую-то избушку с людьми. Внизу холма видны огни. Деревенька. Старый дом. Покосившийся забор. Калитка подвязана собачьим ошейником. На крыльце ведро с чистой водой и кружка. Словно для путника. Вкусная вода, колодезная.
Я постучала в дверь. Никто не ответил. Дверь скрипучая не на замке. Вошла — навстречу метнулась девочка лет пяти, взрослый свитер до коленок и срезанные до щиколоток валенки — вся одежда… Увидев меня, испугалась, спряталась под стол. Смотрит оттуда, как зверек.
— Не бойся, иди сюда, хочешь печенье?
Не идет. Задергивает скатерть и смотрит из-под бахромы. Внимательно, чутко.
— Ну вот, смотри, я положу на стол, а ты, если хочешь, возьми.
Я отошла подальше, словно белочку прикармливала. Она из-под стола не вылезла, рукой дотянулась, нащупала и затащила раскрытую коробку в свое укрытие. Просыпала, собрала в руку крошки.
— Она дикая совсем. Боится чужих… — В комнату вошел высокий старик, в жилистых руках — трехлитровая банка молока. Поставил на стол. — Кого ищешь-то?
— Да я приехала своих проведать. Стариков.
— Из стариков здесь только я. — Он улыбнулся. Зубы еще хорошие. Ему немногим больше пятидесяти. Просто борода седая, вид такой отшельнический, а сам еще совсем не старый. Налил три кружки молока. Парное. Пахнуло детством. Кажется, пьешь такое молоко и силы прибывают.