Ноги его онемели от нанесенного гиком удара, он даже испугался, что не сможет плыть. К тому же он все еще был словно околдован увиденным. О Мышелове и одномачтовике он забыл начисто. Вырвавшись из алчных объятий волн. Северянин добрался до борта галеры и вцепился в край отверстия для весла. Оглянувшись назад, он с каким-то тупым удивлением увидел удаляющуюся корму его суденышка и в свете качающегося фонаря – лицо Мышелова с совершенно беспомощными глазами под серым капюшоном.

То, что произошло за этим, вмиг разбило сковывавшие Фафхрда чары. Из-за борта вылетела рука с зажатым в ней кинжалом, увильнув от удара, Фафхрд схватил ее за кисть, вцепился в борт галеры, поставил ногу в отверстие прямо на весло и изо всех сил дернул руку с кинжалом на себя. Его противник выпустил кинжал слишком поздно и, не успев как следует уцепиться за борт, полетел в воду, в запоздалой панике брызжа слюной и стуча зубами. Инстинктивно перейдя в наступление, Фафхрд спрыгнул на скамью для гребцов, оказавшуюся последней из полутора десятков, расположенных под палубой юта. Мгновенно углядев стойку с мечами, он схватил один из них, чтобы встретить две спешащие к нему темные фигуры – одну с носовых скамей, другую – с кормы. Они набросились на него стремительно, но молча, что показалось Фафхрду странным. Замелькали искрящиеся от водяных брызг клинки.

Фафхрд сражался осмотрительно, соразмеряя свои выпады с качкой галеры и все время ожидая нападения сверху. Ему удалось уклониться от сокрушительного выпада и парировать неожиданный удар наотмашь, сделанный тем же оружием. В лицо ему хлестнул запах винного перегара. Кто-то вытащил весло и швырнул его, словно огромное копье; оно пролетело между Фафхрдом и его противниками и врезалось в стойку с мечами, Фафхрд разглядел крысиного вида лицо с глазками-бусинками, ощерившееся на него из тьмы под палубой юта. Один из его противников сделал бешеный бросок вперед, но поскользнулся и упал. Другой отступил, чтобы собрать силы для очередной атаки, но так и застыл с поднятым мечом, глядя Фафхрду за спину, словно оттуда исходила новая угроза. Громадная волна ударила ему в грудь, и он скрылся в кипящем водовороте.

Почувствовав на плечах тяжесть огромной массы воды, Фафхрд вцепился в борт. Палуба угрожающе накренилась. Вода хлынула в отверстие для весел в противоположном борту. В замешательстве Фафхрд понял, что галера попала на подошву волны и зачерпывает воду всем бортом. Такого ей не выдержать. Увернувшись от следующего вала, он бросился на помощь кормчему, в одиночестве боровшемуся на юте со стихией. Они вдвоем навалились на громадное рулевое весло, которое казалось погруженным не в воду, а в камень. Дюйм за дюймом они медленно двигались по узкой палубе. И тем не менее, галера, похоже, была обречена.

Но дело решил случай – то ли на миг ослабел напор волн и ветра, то ли вовремя навалились на весла сидевшие на носу гребцы. Как бы там ни было, но полузатопленное судно медленно и неуклюже встало на ровный киль и начало постепенно спрямлять курс. Фафхрд с кормчим прилагали неимоверные усилия, чтобы удержать каждый завоеванный фут. И только когда галера благополучно двинулась полным ветром, они подняли головы и осмотрелись. Фафхрд обнаружил, что в грудь ему направлены два меча. Прикинув свои шансы, он решил пока не сопротивляться.

Было трудно поверить, что в такой страшной сырости можно сохранить хоть какой-то огонь, но один из воинов держал в руке плюющийся искрами смоляной факел. В его свете Фафхрд разглядел, что оба они были, так же как и он, северянами. Высокие костлявые парни, такие светловолосые, что бровей почти не было видно. На них были боевые доспехи с металлическими заклепками и небольшие бронзовые шлемы. Лица их выражали нечто среднее между свирепостью и ухмылкой. Фафхрд снова ощутил запах перегара. Взглянув на нос галеры, он увидел, как трое гребцов вычерпывают из трюма воду с помощью ведра, прикрепленного к чему-то вроде ручной лебедки.

В сторону юта широкими шагами двигался какой-то человек – скорее всего, главарь, если судить по его уверенному виду и одежде, украшенной золотом и драгоценными камнями. Гибким кошачьим движением он взлетел по короткому трапу. Он казался моложе других, а черты его лица отличались изяществом. Белокурые волосы, тонкие и шелковистые, прилипли к мокрым щекам. Однако плотно сжатые, искривленные в улыбке губы говорили о кровожадности, а в ярко блестевших голубых глазах таилось безумие. Под их взглядом лицо Фафхрда посуровело. Однако Северянину не давал покоя один вопрос. Почему даже среди суматохи он не слышал ни криков, ни воплей, ни громогласных команд? С тех пор как он появился на борту, никто не произнес ни единого слова.

Похоже, юный главарь принял относительно Фафхрда какое-то решение: чуть раздвинув тонкие улыбающиеся губы, он указал рукою на скамьи для гребцов. Наконец Фафхрд решил нарушить молчание и хриплым неестественным голосом спросил:

– Что вы задумали? Не забывайте, что я спас ваш корабль.

Он весь напрягся, с удовлетворением отметив, что кормчий держится рядом с ним, словно общая работа сковала их незримой цепью. Главарь перестал улыбаться. Приложив палец к губам, он раздраженно повторил свой первый жест. На этот раз Фафхрд понял. Он должен заменить гребца, которого сбросил за борт. Иронизируя над собою в душе, Фафхрд признал, что это по-своему справедливо. Ему пришло на ум, что если он вновь ввяжется в столь невыгодное для себя сражение, его ждет быстрая смерть, а если бросится за борт в безумной надежде отыскать одномачтовик в этой завывающей и бушующей тьме, то смерть будет медленной. Руки воинов, державших мечи, напряглись. Коротким кивком Фафхрд дал им понять, что готов подчиниться. По крайней мере все они – его соплеменники.

Когда Фафхрд ощутил под лопастью своего весла тяжелую, неподатливую воду, его охватило новое, причем давно знакомое чувство. Он сразу стал как бы частью судна и стремился к той же, что и оно, цели – какова бы она ни была, проникся древним духом единения с гребной скамьей. А когда его мышцы разогрелись и настроились на ритм гребли, Фафхрд обнаружил, что поглядывает на окружающих его людей, как на старых знакомых, стремясь разгадать упрямое, каменное выражение их лиц.

Из глубокой норы под палубой юта вылезло какое-то существо, закутанное в невообразимые лохмотья, и поднесло кожаную флягу к губам гребца, сидевшего перед Фафхрдом. Среди всех этих гигантов существо казалось до нелепости крошечным. Оно повернулось, и Фафхрд узнал глазки-бусинки, которые уже видел раньше, а когда существо подошло ближе, разглядел под высоким клобуком желтоватое лицо старика-мингола, морщинистое и умное.

– Стало быть, ты новичок, – насмешливо проквакал мингол. – Мне понравилось, как ты размахивал там своим мечом. А теперь напейся как следует, потому что Лавас Лерк может решить принести тебя в жертву морским богам еще до рассвета. Но только осторожнее, не пролей.

Фафхрд жадно припал губами к фляге и чуть было не закашлялся, когда поток крепкого вина обжег ему гортань. Через несколько мгновений мингол отобрал флягу.

– Теперь ты знаешь, чем Лавас Лерк кормит своих гребцов. В этом мире, да и в других тоже, найдется немного команд, которые держатся на вине. – Он усмехнулся и заговорил снова: – Ты наверно удивляешься, почему я говорю вслух. Чти же, молодой Лавас Лерк мог заставить своих людей дать обет молчания, но со мною этот номер не прошел, потому что я всего лишь раб. Я поддерживаю огонь – и неплохо, как ты уже убедился, – подаю им вино, и готовлю мясо, и заговариваю корабль от дурного глаза. Поэтому есть вещи, которых не могут требовать от меня ни Лавас Лерк, ни какой другой человек или даже демон.