Укрепление власти морских конунгов позволило им взять под охрану морские пути вдоль норвежского побережья, обезопасить перевозку грузов и наладить бесперебойную (и контролируемую) торговлю. Возможно, их влияние распространилось даже дальше. В Ругаланне дворы тингов, по-видимому, исчезают как раз в тот период, который ознаменовался укреплением власти морских конунгов. Если права народных собраний действительно перешли лично к королю, это был драматичный пример присвоения власти, по-видимому вызвавший широкий отклик у населения. Именно поэтому были оставлены места собраний, которые до этого служили многим поколениям жителей общины. Исландские родовые саги живо описывают возмущение многих норвежцев, недовольных новыми порядками и тем, что король сосредоточивал в своих руках все больше власти, отбирая ее у свободных земледельцев. В ретроспективной (и, безусловно, предвзятой) истории, рассказанной средневековыми авторами саг, именно эти независимые землевладельцы решили основать новую колонию на островах Северной Атлантики и создали республику свободных земледельцев, которая впоследствии стала Исландией.

Морские конунги сыграли решающую роль в начале эпохи викингов на западе, и их попытки распространить свою власть по всему побережью сформировали политический фон разбойных набегов. Грабители, напавшие на Линдисфарн, пришли из этого региона. Именно в этой социальной среде они сформировались и обрели мотивацию. Именно здесь находились их дома, куда они возвращались с полными кораблями добычи — огромным количеством движимого богатства, которое, в свою очередь, поддерживало существование мира морских конунгов.

Здесь нам следует вкратце рассмотреть некоторые другие теории, выдвинутые для объяснения набегов, и факторы, которые предлагают считать главными катализаторами эпохи викингов. Каждый из этих «триггеров» изначально вызывает сомнения либо не может служить достаточным объяснением, если рассматривать его отдельно.

Одна из наиболее устойчивых версий связана с развитием технологий, в частности в области судостроения. Довод сторонников этой версии заключается в том, что инновации в области кораблестроения — появление паруса и начало строительства мелкосидящих судов из уложенных внахлест клинкерных досок (что давало повышенную скорость и маневренность) — обеспечили викингам практическую возможность совершать плавание в дальние страны. Возможно, они начали бы совершать набеги раньше, но у них просто не было для этого технических средств. Таким образом, именно успехи судостроения послужили толчковым фактором, стимулом для выхода скандинавов в большой мир: у них были корабли, и они собирались их использовать. Но здесь возникает несколько возражений. Прежде всего, в конце и даже в середине VIII века морские сражения не были для скандинавов чем-то новым. Жертвоприношения на болотах в Дании указывают, что уже в раннем железном веке скандинавы могли совершать серьезные морские переходы, а от датского берега до остального европейского побережья было рукой подать. Точно так же ладьи осебергского типа ранней эпохи викингов, безусловно, были изумительными произведениями судостроительного искусства, но по-настоящему эффективные боевые корабли появились только в конце IX и X веке. Нет никаких поводов сомневаться в том, что скандинавы были весьма искусны в морской навигации и их корабли действительно были заметно лучше, чем у соседних культур Северо-Западной Европы, но морские путешествия были известны людям уже много веков, и пиратство и морские военные походы тоже вряд ли можно назвать уникальным изобретением викингов. Корабли и морская мощь составляли основу активности викингов, но взятые отдельно, они не могут объяснить причины этой активности и выбор времени для нее.

Кроме этого, есть экологическая теория, согласно которой общее потепление климата внезапно сделало более перспективным и привлекательным вторжение в ранее непригодные для жизни области, такие как Северная Атлантика. Как утверждают, это привело к тому, что скандинавы в своих плаваниях не только совершали набеги, но и основывали новые поселения. Однако широко обсуждаемый средневековый климатический оптимум наступил через целых сто лет после начала набегов, возможно даже позднее. К тому времени, как средняя температура начала подниматься, Исландия и Гренландия уже были заселены. Климатическое влияние вулканической пылевой завесы VI века не вызывает сомнений, и выше мы рассмотрели воздействие этого фактора на формирование общества, в конечном итоге породившего феномен викингов, но к середине VIII века его значение успело отойти на второй план.

Некоторые ученые рассматривают европейские эмпории не как часть масштабной экономической перестройки, а как фактор притяжения, уравновешивающий парный толчковый фактор кораблестроения. Аргумент прост: викинги начали совершать набеги, потому что появилось множество мест, которые стоило разграбить, — современные военные называют это средой, богатой целями. Однако это не вполне соответствует хронологии. Ясно, что на эмпории неоднократно совершались набеги (особенно не повезло в этом отношении Дорестаду), и как связующее звено в цепочке импортноэкспортного обмена производственными товарами они служили крайне заманчивой целью. Но было бы неверно рассматривать эти широко раскинувшиеся сети междугородной торговли лишь как феномен VIII века, совпавший по времени с началом набегов, и не следует забывать, что скандинавы не только грабили и жгли такие поселения, но и сами приезжали туда торговать.

И только когда мы соединяем роль эмпориев с политикой Скандинавии, ситуация, сложившаяся в середине VIII века, начинает проясняться.

Власть в зальных культурах Скандинавии отличалась агрессивностью и склонностью к междоусобной борьбе. Некоторые рассматривают появление морских конунгов на норвежском побережье как квинтэссенцию хищнических аспектов этого общества. По мере того как власть морских конунгов в регионе усиливалась, они, вероятно, выступали в качестве гарантов общей безопасности и, таким образом, постепенно сокращали возможности для «внутренних» набегов в Норвегии. Разбойники, лишившиеся перспективы грабить у себя дома, вынужденно обратили взоры за границу, и так было положено начало знаменитым нападениям на Британские острова.

Нет никаких сомнений в том, что разбойники, напавшие в конце VIII века на берега Англии, а вскоре после этого на Шотландию и Ирландию, прибыли именно из этого региона Норвегии — в норвежских погребениях этого периода в изобилии представлена добыча, захваченная на островах, и монастырские сокровища, часто сломанные или приспособленные для других целей. Но это не отвечает на вопрос о том, кем на самом деле были эти викинги и почему они не были интегрированы в то общество, которое строили новые морские конунги — в конце концов, те, кого одни считают пиратами, легко могут быть для другого верной дружиной. Я считаю, что мы можем, наоборот, с полным правом рассматривать морских конунгов как фактических инициаторов западных набегов и что викинги были полностью интегрированной частью их базы власти; в сущности, разница между ними была почти незаметна. Неважно, какую роль здесь сыграли морские конунги — послужили катализатором агрессии викингов или были активными участниками набегов, — последствия их амбиций в любом случае были примерно одинаковыми.