Кетан хотел верить, что она права. Из-за Юты ему поневоле приходилось ехать верхом в человеческом облике, однако он скакал впереди отряда, зорко следя за тем, что делается вокруг.

Чем дальше, тем чаще по пути стали попадаться рощицы, похожие на ту, в которой они останавливались на ночлег. И хотя яркая зелень листвы и травы казалась потускневшей под слоем серой пыли, которой было покрыто все вокруг, словно здесь недавно бушевала пыльная буря, это всё же была зелень, а не зловещая желтизна спёкшейся глины.

Потом впереди показался скалистый утёс, одиноко возвышавшийся среди гладкой равнины. По мере приближения путники различали на нём все больше сверкающих блёсток, словно весь утёс покрывали блестящие хрусталики, в беспорядке разбросанные по поверхности.

Подножие скалы окружали деревья какого-то необыкновенного вида. Их вершины приходились почти вровень с головами всадников, зато раскидистые ветви образовывали сплошной широкий шатёр.

На ветвях росли двоякого рода листья — одни широкие и мясистые, другие туго свёрнутые в трубочку; возможно, в последних прятались нераскрывшиеся бутоны или ещё не созревшие плоды.

— Ларан! — воскликнула Эйлин, которая, нагнав Кетана, ехала рядом. — Ларан — воистину благословенная земля.

Под густой кровлей сплетённых ветвей невозможно было ехать верхом. Путники спешились и повели коней под уздцы. К счастью, заросли ветвей располагались на самой верхушке деревьев, снизу же стволы были гладкими.

Позвав за собой караван с поклажей, Фирдун вступил под сень деревьев. В воздухе разливалось благоухание, с каждым шагом делавшееся всё сильнее. Даже Лунный цветок, украшавший волшебный жезл Эйлин, и одежды Элайши, источавшие чудесный аромат, не могли с ним сравниться. Вступив в рощу, Фирдун ощутил небывалый покой. Казалось, весь мир с его горестями и тревогами был отделён от этого заповедного места непреодолимой преградой, сквозь которую сюда не могли проникнуть недобрые силы.

Роща, опоясывавшая утёс, оказалась невелика. Они быстро прошли её насквозь, и впереди вновь открылось озарённое солнечным светом пространство. Подойдя близко, они обнаружили, что ошибались, думая, будто видят впереди одинокий утёс, однако, если это было рукотворным строением, то зодчие, которые его воздвигли, следовали в своей работе каким-то неведомым для человечества правилам.

Строение представляло собой гигантский трон, спинкой которого служила белокаменная скала, усеянная сверкающими кристаллами. Сиденье его не предназначалось для человека, ибо слишком высоко от земли располагался его уступ. Однако на нём восседало некое существо. Путники остановились в священном трепете. От трона их отделяло круглое озеро или зеркало из нержавеющего металла. Фигура, сидевшая наверху, склонялась над ним, как бы вглядываясь в блестящую поверхность.

Юта беспокойно завертелась на руках у Кетана, и он спустил её на землю. Единственная из всех, она не выказала никаких признаков смущения, а прихрамывая направилась прямо к трону.

Лицо и фигура сидевшей на престоле скрывались под покрывалом, ниспадавшим просторными складками, так что виднелись только руки, лежавшие на подлокотниках, по форме вполне человеческие, хотя и вдвое крупнее, ногти на длинных пальцах были из хрусталя.

Эйлин опустилась на колени, подняв свой жезл с лунным цветком, словно воин, приветствующий военачальника.

— Одна из трёх, Триединая! — произнесла она голосом, в котором дрожали слезы. — Лицезреть Тебя — это для Твоей прислужницы огромное… слишком огромное… — не в силах договорить, она захлебнулась в плаче, и по её смуглым щекам покатились слёзы.

Невольно последовав примеру приёмной сестры, Кетан тоже опустился на колени, и по глухому шороху за спиной понял, что спутники также преклонили колена перед священным образом. В легендах рассказывалось о многих великих героях древности. Там говорилось, что в мире по-прежнему сохраняется с ними земная связь. И вот Юта привела их в одно из таких святилищ.

Возможно, та, чей образ олицетворяла фигура на троне, давно покинула земные пределы. Но Эйлин, подобно многим другим, считала иначе. Пускай то, что они увидели здесь, было всего лишь изображением, однако оно заключало в себе нечто такое, что делало это место святой землёй для всех, кто поклонялся светлым силам.

Мир и покой, которые ощутил Фирдун, вступив в эту рощу, обещали надёжную защиту от поползновений Тьмы. Однако сейчас кто-то незримый требовательно вопрошал пришельцев, зачем они явились сюда и нарушили покой Древней.

На мгновение им овладело смущение, которое невольно испытывает в храме неверующий. Но это чувство быстро прошло. Своим приходом он ничего не нарушил. Путеводная нить его жизни — его талант — распускался, словно цветок под лучами солнца. Суд свершился, и его признали достойным.

Затем вперёд вышла Элайша. Остановившись на шаг позади Эйлин, она, запрокинув голову, вглядывалась в скрытое покрывалом лицо, словно пыталась разглядеть в нём нечто недоступное взору.

— Гуннора, осиянная славой! Матерь земли и неба! Ты, обитающая в глубинах вод! О, Всеединая! Дарованное тобою — готово тебе служить!

Ещё сильнее, чем прежде, ощутил Фирдун проникновение взыскующей и взвешивающей силы. Наверное, они узнали о себе больше, чем дано было знать кому-либо из смертных. И хотя они с самого начала объединились ради великой цели, но только сейчас их переплавило и закалило могучее горнило неведомого кузнеца, который в эту минуту выковал из них меч для служения правому делу.

Потом…

Потом они почувствовали, что дух Всеединой, который витал здесь, верша над ними свой суд, покинул это место. Осталось лишь изваяние, в которое Она вселялась по своей воле тогда, когда ей самой это было угодно. Однако Она дала им свободу, дала приют в своём святилище, оказав столь высокую честь, с какой не может сравниться приглашение сесть за царским столом одесную хозяина.

Гьюрет и двое его соплеменников пришли к Ивику, но выбрали для этого такой путь, который позволял обойти безмолвное изваяние на престоле.

— С твоего позволения, господин, — обратился к нему Гьюрет таким тоном, в котором при всей почтительности сквозило упрямое раздражение, — мы хотим отвести наших четвероногих на открытое место, чтобы они попаслись на воле. Сидящая на высоком престоле, — продолжал он, бросив через плечо взгляд на высившийся у него за спиной трон, — похожа на нашу Мать Кобылиц, но всё-таки мы — не её дети. Для нас бо-ольшое чудо получить её благословение, но мы не хотим вторгаться не в свою вотчину.

Ивик кивнул:

— Поступайте, как сочтёте нужным, Хозяин Коней. Но помните — та Сила, что здесь царит, благосклонна ко всем, кто на стороне Света, а власть её простирается далеко и бесконечна во времени.

Получив согласие, кайоги увели верховых и вьючных коней из рощи; из числа остальных никто не последовал их примеру.

Когда наступили сумерки, на продолговатых почках, которые покрыли ветки деревьев, показались трещинки, словно они собирались раскрыться ночью. В воздухе разлилось благоухание. Хотя съестные припасы были уже на исходе, путников не мучили мысли о еде; кусочка сухой дорожной лепёшки и глотка воды оказалось достаточно, чтобы они насытились.