Может, хоть Элис уцелеет? Может, наблюдая из густой тени, она поймет, что ничего не вышло, и вернется домой к Джасперу?

Отчаянно вслушиваясь в возмущенный ропот, я пыталась уловить какой-нибудь звук, означающий, что Эдвард обнаружен: вопль или удивленный крик.

Среди гуляющих неожиданно образовалась брешь — я увидела свободное пространство, бросилась вперед и, лишь больно ударившись голенью о плитку, поняла, что в центре площади находится большой фонтан.

Чуть не рыдая от облегчения, я перелезла через бортик и вошла в воду. Глубина — примерно по колено, и мощные струи тотчас промочили меня насквозь. Даже на солнце ветер казался ледяным, а влажная одежда делала холод пренеприятным. Фонтан очень широкий, и центр площади удалось пересечь за считанные секунды: вот я у противоположного бортика и, как с трамплина, ныряю с него в толпу.

Теперь прохожие сами расступались, сторонясь ледяных брызг, слетающих с промокшей одежды.

Я снова взглянула на башню.

Гулкий удар часов эхом раскатился по площади. Мостовая заходила ходуном. Затыкая уши, перепуганные дети начали плакать, а я прямо на бегу — закричала.

— Эдвард! — звала я, понимая: с толпой состязаться бесполезно, тем более от напряжения голос сел. Однако молчать просто не могла.

Часы пробили снова. Я пронеслась мимо матери с ребенком на руках; на ослепительном солнце волосы у малыша казались почти белыми. Высокие итальянцы в красных блейзерах возмущенно закричали: я чуть с ног их не посшибала.

За группой в красных блейзерах — очередная брешь между бесцельно бродящими по площади туристами. Я старательно пыталась высмотреть узкий проулок с правой стороны от широкого квадратного здания под башней. Мостовую не разглядеть: на пути слишком много людей.

Еще один удар часов.

На открытом месте ветер хлестал по лицу, обжигая глаза. Не знаю, этим объяснялись неожиданно нахлынувшие слезы или поражением, которое с каждым ударом часов казалось все неотвратимее.

В начале проулка семья из четырех человек. Две девочки в малиновых платьях с малиновыми ленточками в темных волосах, к счастью, их отец совсем невысок… За его спиной в тени что-то яркое. Отчаянно борясь со жгучими слезами, я бросилась к ним. Часы снова пробили, и младшая из девочек зажала уши ладонями.

Старшая, ростом по пояс взрослому, укрывшись за материнскими ногами, рассматривала темный проулок. Вот крошка дернула мать за локоть и показала на клубящиеся тени. Послышался еще один удар часов, но я была уже совсем близко.

Достаточно близко, чтобы услышать ее тонкий голосок. Отец удивленно смотрел, как я надвигаюсь на них, хрипло бормоча: «Эдвард! Эдвард!»

Старшая девочка захихикала и, нетерпеливо тыча пальчиком в темный проулок, что-то сказала.

Я неловко увернулась от отца — боясь, что собью, он прижал ребенка к себе — и протиснулась в мрачную, открывающуюся за их спинами брешь. Неумолимые часы пробили еще раз.

— Нет, нет! — но разве гулкий звон колокола перекричишь?

Наконец я увидела Эдварда; меня он, похоже, не замечал.

Это действительно Эдвард, а не игра воображения! Оказывается, галлюцинации были не так уж безупречны и не раскрывали его подлинного совершенства.

Неподвижный, словно статуя, он стоял буквально в метре от площади. Глаза закрыты, ладони разжаты, тонкие пальцы расслаблены. Лицо безмятежное, будто он спит и видит хороший сон. Грудь обнажена: белая футболка брошена на мостовую, и проникающий с площади свет дарит бледной коже неяркое сияние. Никогда не видела ничего красивее! Я задыхалась от безостановочного крика и отчаяния. Семь месяцев ничего не значили, равно как и ужасные слова, что он сказал мне в лесу. Равно как и то, что я, скорее всего, ему не нужна. А вот мне до конца жизни будет нужен только он.

Часы пробили снова, и Эдвард шагнул к залитой солнцем площади.

— Нет! — из последних сил молила я. — Посмотри на меня!

Не слышит! На губах улыбка, нога уже поднялась, чтобы сделать шаг, который вынесет его на солнцепек.

Я врезалась в Эдварда с такой силой, что упала бы на мостовую, не поймай он меня. От удара из легких вышибло весь воздух.

Темные глаза медленно открылись.

— Ну надо же! — В серебряном баритоне сквозило замешательство. — Карлайл не ошибся.

— Эдвард!.. — Я жадно глотала воздух, звуки не давались. — Скорее, нужно вернуться в тень!

Он был потрясен до глубины души и не замечал, что я толкаю его назад. Впрочем, с таким же успехом можно толкать каменные стены домов. Часы пробили снова, однако Эдвард никак не отреагировал.

Я понимала, что мы оба в смертельной опасности, но, как ни странно, чувствовала себя отлично. Полноценным живым человеком. Сердце бодро стучало, горячая кровь неслась по венам, а легкие наполнял сладковатый, лучший в мире запах его кожи. В общем, я ожила: не то чтобы выздоровела, а будто никогда от боли и не страдала.

— Удивительно, как быстро все прошло… Я совершенно ничего не почувствовал, они молодцы, — задумчиво похвалил Каллен и, снова закрыв глаза, коснулся губами моих волос. — «Конец хоть высосал, как мед, твое дыханье, не справился с твоею красотой»,[4]— чуть слышно сказал он, и я узнала слова Ромео, произнесенные им в склепе семьи Капулетти. Площадь сотряс последний удар часов. — Ты пахнешь так же, как всегда. Если это ад, я принимаю его с удовольствием…

— Я не умерла! И ты тоже… Пожалуйста, нам нужно спешить, они совсем близко.

Эдвард удивленно нахмурил лоб:

— Что ты сказала?

— Мы еще не умерли. Нужно поскорее отсюда выбираться, пока Вольтури…

На прекрасном лице мелькнуло понимание, и, не дав закончить, Эдвард оттащил меня прочь от клубящихся теней, без видимых усилий перекинул за спину — я оказалась плотно прижатой к стене — и широко расставил руки.

От кого он меня прячет? Выглянув из-за его плеча, я заметила две темные, выдвинувшиеся из мрака фигуры.

— Приветствую вас, господа! — вкрадчиво начал Эдвард. — Сегодня вряд ли понадобятся ваши услуги, однако буду очень признателен, если вы передадите хозяевам мою искреннюю благодарность.

— Может, продолжим разговор в более подходящем месте? — угрожающе зашипели из темноты.

— Не вижу необходимости. — В голосе Каллена зазвенел металл. — Феликс, мне известен круг ваших обязанностей, а еще то, что никаких правил я не нарушал.

— Феликс просто намекает на опасную близость солнца, — примирительно заметила вторая тень. Длинные пепельно-серые накидки незнакомцев колыхались на ветру и полностью скрывали их тела. — Давайте перейдем туда, где спокойнее!

— Готов следовать за вами, — сухо отозвался Эдвард. — Белла, возвращайся на площадь, праздник в самом разгаре!