ее воспитания делают ее случай одним из самых необычных, что я видел за сорокалетнюю практику.

– Что вы имеете в виду? – Вад был рад, что у него наконец-то состоялся этот разговор с врачом, хотя поспособствовавшие этому обстоятельства совсем не радовали. Одно дело изучить ее личное дело. Но ему было необходимо услышать заключение ее врача, если у их будущего был хоть какой-то шанс.

– Если бы несколько лет назад вы спросили меня, может ли страдающий параноидной шизофренией в одиночку вырастить ребенка, не нанеся при этом вреда его психике, я бы дал отрицательный ответ, – начал доктор. – Но Селеста Клемм не только вырастила Корвину самостоятельно, она к тому же была достаточно разумна, чтобы зарабатывать на жизнь, обучать дочь на дому, научить всему, что необходимо для самостоятельной жизни, борясь при этом с собственным не диагностированным заболеванием. Это один из самых удивительных случаев, о которых я слышал. С другой стороны, материнский инстинкт всегда был малоизучен. Ситуация очень непростая.

Вад кивнул, желая, чтобы доктор продолжал, чтобы дошел уже до самого главного и сказал ему, что с ней все хорошо.

– Сейчас Корвина в полном порядке, – сказал доктор Детта, и Вад вновь смог вдохнуть полной грудью.

Тиски, сковавшие его грудь, слегка ослабли, напряженные челюсти расслабились.

– С ней все в порядке, – с облегчением выдохнул он.

– Да, но в дальнейшем эта ситуация может измениться, – сказал доктор. – То, что оба ее родителя страдали от шизофрении, существенно увеличивает для нее риск заболеть в будущем. Моя главная забота – понять, как на нее повлиял этот неизвестный наркотик, стал ли он причиной возникновения слуховых галлюцинаций на крыше и мог ли спровоцировать ее душевное расстройство. Сейчас на ее состояние влияет очень много факторов.

Черт.

– Мы ввели ее в медикаментозную кому, – продолжил доктор Детта, когда Вад промолчал. – Теперь выводим наркотик из ее организма. Когда она придет в себя, я бы хотел на всякий случай понаблюдать за ней в течение месяца.

Месяц.

Вад посмотрел доктору в глаза.

– Я буду с ней.

Пожилой мужчина улыбнулся.

– Как правило, такой вариант не предусмотрен, но я уверен, что ваше присутствие благотворно скажется на ее психике. Сканирование головного мозга показало, что с ней все в порядке и физически она здорова.

– Тогда почему она слышала все эти голоса в Веренморе? – Вад наклонил голову, желая понять, что с ней происходило. – И тот случай с зеркалом?

Доктор Детта взглянул на него поверх очков.

– Не знаю, что вам сказать, мистер Деверелл. Человеческий разум чрезвычайно сложен. Она могла попросту бессознательно уловить сигналы, которые проявились, когда их что-то спровоцировало. Возможно, подруга тайком подсыпала ей наркотик в маленьких дозах. А может, она в самом деле слышала призраков. Кто знает? У нас нет достоверных ответов и, вероятно, не будет никогда. Считайте, что вам повезло, и не думайте о прошлом.

– Но ей сейчас нельзя туда возвращаться?

Доктор Детта помотал головой.

– Не сейчас. Сперва ее психике нужно восстановиться от всех пережитых травм и окрепнуть.

Вад посмотрел на разложенные на экране снимки мозга, заглянул в ее голову, ничего не понимая.

– А что насчет Мо?

Доктор махнул рукой.

– Думаю, ее подсознание выдумало его, когда она была еще ребенком, чтобы заменить и умершего отца, и мать, которая не была рядом на ментальном уровне. Судя по ее рассказам, Мо, вероятно, будет с ней до конца жизни, и я не думаю, что это причинит ей какой-либо вред. И еще кое-что, мистер Деверелл.

Вад вновь повернулся к доктору и уделил ему все свое внимание.

– Если вы хотите построить с ней здоровое будущее, нужно, чтобы вы внимательно наблюдали за ней на предмет любых признаков замыкания в себе или необычного поведения с ее стороны, – сказал доктор Детта, но Вад уже опередил его и сам пришел к такому решению. – Заметите что-то странное и сразу же везите ее сюда, чтобы мы могли как можно раньше начать лечение.

Вад встал и пожал доктору руку.

– Спасибо.

Доктор Детта улыбнулся.

– Она исключительная девушка, мистер Деверелл. Вы счастливчик.

Будто он сам этого не знал.

Вад вышел из кабинета и направился в конец коридора, любуясь солнечной погодой и видами города за окном.

Веренмор много лет был ему домом, так долго был его мечтой, страстью, объектом честолюбивых стремлений. Он должен был сделать выбор: вернуться в любимое место и потерять девушку, которая вдохнула волшебство в его жизнь, или остаться с ней и лишиться места, которым так долго был движим.

Он долго стоял, погрузившись в размышления и пытаясь представить свою жизнь без того и другого.

Уж лучше он будет тосковать по Веренмору, чем по ней.

И черт подери, как же сильно он будет тосковать по Веренмору.

Достав телефон, который хранил, но которым не пользовался в замке, Вад позвонил бухгалтеру, чтобы уладить финансовые вопросы. Затем связался с советом, дабы сообщить им, что не вернется, и приказав сжечь то чертово дерево.

А потом он пошел в палату, в которой спала любовь всей его жизни, и стал наблюдать, как она сражалась в своей голове в битвах, в которых он не мог сразиться вместо нее. В некоторых битвах его нежный вороненок должна была сразиться сама. А он будет рядом, давая ей понять, что она больше никогда не останется одна.

Эпилог

КАК ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ…

Вад

Ее продержали шесть месяцев.

Но не позволяли увидеться с матерью, которая находилась в том же учреждении, на случай, если это негативно скажется на ее выздоровлении.

До этого момента.

Вад молча сидел рядом с ней в стерильной комнате, а Корвина смотрела на мать с надеждой во взгляде.

Селеста Клемм безучастно глядела в ответ.

Вад помнил, как познакомился с ней несколько лет назад, когда отправился на поиски фиолетовых глаз, даже не зная, что такие существуют. Она и в тот раз была в полубессознательном состоянии, затерявшись в своих мыслях, но говорила с ним о своей дочери. В те мимолетные мгновения любовь так ярко сияла в ее глазах, что даже растопила холод у него внутри.

Сейчас ей стало хуже.

– Мама. – Корвина робко ей улыбнулась и взяла ее за руку через стол в палате для встреч. – Ты же помнишь Вада? Он приходил повидаться с тобой не так давно.

Ее мать не ответила. Шизофрения и недавно развившееся слабоумие удерживали ее в заточении собственной головы. Вад знал, что один из самых больших страхов Корвины заключался в том, что однажды она станет такой же,