Отклик Лисянского на замечания Головнина свидетельствует, что он продолжает следить за общественной жизнью, не ограничивается интересами личного бытия. Единственный источник о деятельности мореплавателя после 1820 года — биографический очерк и несколько малозначащих писем на склоне лет. Время наложило свой отпечаток и на облик мореплавателя.

«Юрий Федорович, — повествует «Морской сборник», — был выше среднего роста; довольно полный; имел серьезное лицо; седые его волосы вились природными серебристыми кудрями; говорил несколько протяжно. Проживя семь лет между англичанами, он много усвоил себе их хороших привычек — был во всем, в делах и домашнем быту чрезвычайно аккуратен; держал себя со всеми товарищами и знакомыми, так сказать, кровным джентльменом, и это, если не ошибаемся, было причиной многих понесенных им в жизни неприятностей». Известно, что он общается со своими бывшими товарищами по плаванию, дружески переписывается с отцом Смирновым, священником миссии в Лондоне. Но, видимо, не все благополучно в его жизни. «Находились люди, — сообщает тот же «Морской сборник», — которые, по присущей ли каждому человеку слабости или по другим причинам, старались исказить святыя чувства русского моряка и очернить благороднейшего человека. Однако это не совсем им удалось». О недоброжелателях можно только предполагать. Кому мог перебежать дорогу скромный отставной моряк, не имеющий больших связей в свете? Видимо, причина кроется в прошлых временах, когда жизненные пути Лисянского и Крузенштерна частенько переплетались, при этом Юрий Федорович вел себя довольно самостоятельно и подчас действовал грамотнее.

Некоторые писатели говорят о большой дружбе Лисянского и Крузенштерна. Так ли это? Действительно, до начала кругосветного вояжа между ними, судя по переписке, вполне дружеские отношения, хотя чувствуется некоторая снисходительность к товарищу и даже пренебрежение после того, как Крузенштерн был назначен начальником экспедиции. В письме из Кантона директорам компании Лисянский сетует, что «Крузенштерн вам по прибытии во всякий порт обеих кораблей не считает за нужное о всем случившимся сообщать… у Сандвичевых островов, о спасении «Невы» для компании… не токмо мне, но всем офицерам, которые работали как львы…». Приведем еще один штрих — несколько высокомерное и несоответствующее истине заявление Крузенштерна в «Путешествии», изданном в 1809 году: «Выбор начальника другого корабля предоставлен был моей воле».

Более четверти века, при полном расположении двух императоров, удачно складывалась карьера Крузенштерна. И все эти годы он как-то запамятовал о своем товарище по вояжу. Нет ни одного письма или упоминания. Быть может, таил досаду, что не первым пришел к финишу, или испытывал горечь, что не удалось, как Лисянскому, открыть новые земли, хотя Крузенштерн не ставил себе такой цели. Не исключена и ревность к командиру «Невы», который первым в мире прошел безостановочно под парусами от Кантона до Портсмута…

И потом эта недвусмысленная фраза в «Морском сборнике»: «Не даем себе права разбирать причину громкой известности одного из первых русских кругосветных плавателей и скромной доли другого, тоже первого русского кругосветного плавателя». Вспомним историю с изданием Лисянским его «Путешествия вокруг света». Шесть лет обивал он пороги Морского департамента и в конце концов издал этот труд за свои деньги. Крузенштерн же едва написал первую часть своих заметок, как без задержек вышла его книга.

Беспристрастно перечитывая воспоминания обоих путешественников, склоняешься в пользу Лисянского. И по содержанию, и по стилю, и живости языка его записки более привлекательны.

Нелишне знать, что в ту пору издал свои записки о вояже и Федор Шемелин. По каким-то причинам из рукописи были вымараны все места, где автор объективно рассказывал о характерных чертах Крузенштерна, в частности его взаимоотношениях с Резановым, Курляндцевым, Головачевым и Каменщиковым… Этот казус подробно исследовал профессор А. И. Андреев в книге «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII и XIX веках».

Много противоположных мнений высказывалось о распрях Крузенштерна с Резановым: кто прав, кто виноват? Современный вывод Российской Академии наук однозначен: «Из документов следует, что большая доля вины лежит на Крузенштерне, который не раз унижал Резанова при офицерах. Его отношение к послу во многом определило и позицию офицеров: за исключением лейтенанта Головачева и штурмана Каменщикова, они поддерживали командира. Напротив, Резанов вел себя в непривычных условиях вполне достойно. Следствием вина Крузенштерна была доказана».

После возвращения Лисянского и Крузенштерна со стажировки в английском флоте по-разному, исходя из своих убеждений, относились они к идее кругосветного путешествия. Сам Крузенштерн признавался, что тогда «я разделял счастье с любимою супругою… Никакие лестные виды уже не трогали меня. Я вознамерился было оставить службу, дабы наслаждаться семейным счастьем». И он даже вначале отказался от предложения адмирала Мордвинова отправиться в кругосветный вояж.

В это самое время Лисянский, закончив работу над книгой «Движение флотов», не просто рвется в кругосветное плавание, но и подал докладную записку о фактическом поступлении на службу в Российско-Американскую компанию с целью осуществить свою мечту. «Чтобы вояжировать от С.-Петербурга до Российских владений в новой части Америки, оттуда в Кантон и обратно в С.-Петербург». Налицо разность не только суждений, но и действий Крузенштерна и Лисянского.

Следует, на наш взгляд, более четко определиться и с приоритетами в кругосветном плавании россиян.

В 1985 году в Лейпциге изданы записки «Adam Johann von Krusenstern. Reise um die Welt». В послесловии подчеркнуто, что немецкий капитан Крузенштерн возглавлял первое кругосветное плавание русских моряков. Заметим попутно, что Наполеон при встрече с Александром I в Тильзите прозрачно намекнул о том же русскому царю.

Вот так! Нашу отечественную историю переписывали много раз, и это занятие продолжает занимать умы новых поколений историков. Но история сама рано или поздно расставляет свои акценты, глаголит свою правду.

История российского флота — не исключение. Примечательно, что судьба Лисянского — Крузенштерна перекликается с другой связкой — Лазарев — Беллинсгаузен. В Кронштадте сооружен прекрасный памятник Беллинсгаузену, а открывателю Антарктиды Лазареву, трижды обогнувшему землю, до сих пор нет ни одного постамента. Это исторически несправедливо, как несправедливо умалчивать и держать в тени выдающегося сына земли русской Ю. Ф. Лисянского, впервые совершившего в отечественной истории первое кругосветное путешествие.

На это нетерпимое положение обратил внимание русский историк Николай Михайлович Романов. Издавая альбом «Русские портреты XVIII и XIX веков», он в аннотации к портрету Лисянского, выполненному В. Боровиковским, сказал, что «книги Лисянского в настоящее время довольно редки, а имя путешественника предано незаслуженному забвению. Насколько помнят еще Крузенштерна, настолько же малоизвестен спутник его и сотрудник Лисянский…».

И все же истина пробивала себе дорогу. Спустя полтора века после знаменательного вояжа, в 1947 году, увидело свет второе издание сочинений Юрия Лисянского. В предисловии к изданию Н. Думитрашко наконец-то становится все на свои места: «…общепринятое представление о ведущей роли Крузенштерна в первом русском кругосветном путешествии не соответствует действительности. Не меньшее, если не большее значение в проведении всей экспедиции сыграл Ю. Ф. Лисянский, и если он до сих пор остался менее известным в широких кругах читателей географической литературы, чем Крузенштерн, то только по своей исключительной скромности…»