class="p1">— Это было бы идеальным местом для прогулок, но только в мирное время, — мрачно ответил казак.

— Я с тобой не согласна, в тайге немало прекрасного и красивого. Посмотри, как великолепно смотрится в лесу нетронутый, искрящийся снег. Кажется, что сейчас из лесу выйдет добрый волшебник и все наши беды кончатся.

— Нет, сказки не случится, Даша.

— Но было бы здорово оказаться в ней. Ночью уснуть, утром проснуться — и ничего нет. Нет смертей, нет сумасшедшего крика, нет слез — все исчезло, и прежняя жизнь вернулась.

— Ничего не исчезнет и ничего не вернется.

День за днем обоз уходил в глубь тайги. Красный лес становился все гуще и гуще. Ночью второго дня обозы пришли на берег реки Бирсас, в деревню Дмитриевка, густо запруженную войсками и беженцами. Обозы продвигались через деревню тяжко и в злобе. Среди погребенных под снегом изб поднимались черные столбы дыма. Кругом валялись никому не нужные орудия, пулеметы, повозки и другое бесхозное имущество.

Ярко загорелись костры, факелы и темнота немного расступилась. О ночлеге нечего было, и думать — все избы битком набиты. От усталости, голода и холода Дарьей овладело полное безразличие ко всему. Ее сердце заледенело, будто присыпанное снегом.

— Мне есть хочется.

— Здесь ничего не купишь, Даша. Придется нам штаны подтянуть. Терпи, стисни зубы.

— У меня больше не осталось терпения, Платон, все силы иссякли. Хоть бы корку хлеба.

Тихая ночь была ясной и холодной. На черном небе сияли крупные звезды. Особенно ярко среди них ярко горела Полярная Звезда. Темнота поредела среди деревьев. Колонна остановилась на отдых. Отовсюду понеслись крики, ругань и шум.

Кони, подолгу стоявшие на одном месте, теряли последние силы. Дарьин конь, ослабев, не смог сделать ни одного шага. Платону пришлось его выпрячь, чтобы запрячь в сани своего коня. Черный не привыкший к хомуту и саням зло бил копытами снег и пускал из ноздрей белый пар.

Дарья, вытянув из саней пучок сена, подала своему коню, но он, немного постояв с клочком в зубах, рухнул на колени. Девушка подошла к животному и прикоснулась холодной ладошкой к его трепетным губам. Из выпуклых глаз коня побежали крупные слезы. Беспорядочно мотая головой, он попытался встать и не смог. Животное уронило голову, показывая, что оно лучше умрет, чем встанет.

— Поднимайся, я не хочу, чтобы ты погиб! — вскричала Перелыгина.

За долгое время, проведенное в пути, Дарья привыкла к коню. Ей было искренно жаль его. Она тихо всхлипнула.

— Он столько верст вез меня, что мне не хочется оставлять его.

— Может застрелить его, чтоб не мучился, — спросил Платон.

— Не надо, Платон.

— Но он все равно погибнет.

— Не отбирай у коня последний шанс, — упрямо сказала Дарья.

Обозы стронулись с места. Дарья последний раз взглянула на коня, села в сани и больше не оглянулась. Животное прерывисто заржало вслед. Девушка зажала уши ладонями, чтобы не слышать его жалобного ржанья. Через несколько минут раздался одиночный выстрел. Кто-то добил коня.

Над тайгой померещился рассвет. Где-то совсем близко промычал лось. В темноте глухо и невнятно стучали копыта лошадей. Неожиданно на узкой дороге возникла пробка. И тут же понеслась несусветная ругань. Конь дьякона оказался на впереди идущих санях, где сидели усталые и озлобленные солдаты. Один из них вскочил с саней, сорвал с плеча винтовку и, прищурив глаз, прицелился. Дарья в ужасе отшатнулась. Платон, подскочив к солдату, выхватил из его рук оружие.

— Ты что с ума сошел! Убьешь дьякона.

Перелыгин хотел извлечь из винтовки патроны, но их там не оказалось.

— Невелика потеря, — выпучил бешеные глаза солдат. — Подумаешь дьякон. А, за что умирают солдаты, которых даже не хоронят, а просто закапывают в снег. За вашего Бога? Россия гибнет, а вы дьякон.

— Ты Бога не трогай, — закричал дьякон.

Солдат схватил топор, вытащил из саней деревянную икону и стал неистово ее рубить.

— Где ваш Бог? Вы его видели?

Шапка с головы солдата свалилась, лохматые волосы разметались.

— Я ему всю дорогу молился, а он меня услышал?

Икона изрублена в щепки.

В полдень тайга всполошилась, загрохотала. Раскатистое эхо прокатилось по всей тайге. Колонну обстреляли, не причинив никому вреда. Только солдат рубивший икону погиб. Когда с него сорвали одежду, то обнаружили, что пуля угодила ему прямо в сердце.

— Вот хулил Бога, а сам пулей отправился прямо к нему. Что он теперь тебе скажет? — пробормотал дьякон.

Солнце, коснувшись щетины леса, скрылось. Все небо затянулось свинцовыми тучами. По тайге с шумом пронесся сильный ветер, раскачивая верхушки деревьев. Из падей и распадков потянуло холодом. Началась пурга. Она то усиливалась, то ослабевала.

Снова раздалась стрельба. Белые и красные опять начали перестрелку. Но стрельба, усиливающаяся с каждой минутой, так же внезапно оборвалась.

Незадолго до вечера Дарья увидела склонившихся друг к другу мужчину, женщину и двоих детей, запорошенных тонким слоем пушистого снега.

— Платон, на их лицах снег не тает. Они, наверное, насмерть замерзли.

Перелыгин, соскочив с саней, шагнул к саням.

— Эй вы, проснитесь! Вы, что замерзнуть хотите! — попытался расшевелить их Платон.

Но люди, ничего не отвечая, повалились друг на друга. Женщина свалилась на детей, мужчина на женщину. И после этого никто не поднялся.

— Они замерзли. Никто даже не подумал их разбудить, — ужаснулась Дарья.

— Целая семья погибла. Вчера была, а сегодня ее уже нет. Господи прими погибшую семью в царство небесное. — Полина широко перекрестилась.

— Разве это последние жертвы? Еще ничего не закончилось, — растерянно сказала Дарья. — Мы тоже можем оказаться на их месте. Меня все время тянет в сон.

— Немудрено, мы же почти не спим.

— Боже, не оставь нас в пути! — тихо взмолилась Дарья.

Платон молча распряг заиндевелого коня. Застоявшееся животное просило ходу.

Вечером людской поток встал, завяз во тьме. Обозы обездвижено застыли на одном месте. Над колонной взлетели вздохи, крики и проклятия. Впереди перепрягали лошадь, поломалась сбруя. Виновников окружили, закипел дикий крик, отъявленная ругань и рукоприкладство.

— Почему мы остановились?

— Да вон сволочь встал поперек дороги.

— Двиньте ему по скуле! Мы, что его ждать должны.

— Ударить бы дурака да кулаков жалко.

— Ты что скотина не мог позаботиться об этом раньше?

— Что я могу поделать, если сбруя сломалась? — испугался хозяин лошади.

— Нашел время перепрягать! Убирай с дороги клячу дурак набитый!

Ездовой начинает яростно стегать свою лошадь, но та ни с места.

— Кидайте его на обочину. Нечего ему мешать нашему обозу.

Несколько человек накинулись на ездового и без особого труда скинули его, спутников и худую лошадь с дороги.

Женщины заплакали, мужчины закричали:

— Зачем вы