Едва Юайс скрылся за дверью, как у постели Тиса появилась седая женщина с коротко остриженными волосами. Она тоже не собиралась попусту улыбаться, прищурилась, оглядывая мальчишку и, вероятно удовлетворившись увиденным, кивнула:

– Не буду тебя слишком уж донимать. Но если что, меня зовут Хила, и я не только стряпаю на кухне на сорок одного голодного человека, включая и саму себя, но и распоряжаюсь в этих кельях. Ран на тебе я не вижу, каких-то явных недугов тоже не наблюдаю, кроме усталости, которая лечится отдыхом, хорошей едой и покоем, но никак не пойму, почему у тебя так расширенны зрачки и пылает лоб? Давно это у тебя?

– Где-то с год, – прошептал Тис. Почему-то ему не хотелось говорить этой женщине о боли, которая медленно заползала в эту келью вслед за ней. Не потому, что она не могла ему помочь. Нет. Сейчас, когда он оказался в постели, ему вдруг показалось, что он должен эту боль перетерпеть. И еще то, что ни она, ни даже тот человек, который оказался Гантанасом, не в силах ему помочь.

– С год? – удивилась Хила. – Странно… Тогда это не лихорадка. К тому же мнится мне какая-то неприятность с твоей левой рукой, но, кажется, это тоже старая отметина? Ею мы займемся позже. Пожалуй, я приготовлю для тебя некоторые снадобья, которые тебя слегка поддержат, а дальше буду только присматривать за тобой. Сегодня ты побудешь у меня, а завтра, если я сочту возможным, познакомишься и с нашим хозяйством, и кое с кем из его обитателей, и, думаю, получишь место для постоянного проживания. Ты как?

– Место для постоянного проживания, – повторил Тис, не слишком хорошо понимая, что означают эти слова. – Я уже лучше. Это была… слабость.

– Думаю, что через час или чуть позже явится Гантанас с недолгим разговором, – сдвинула она брови, – так что я настоятельно советую тебе скинуть с ног сапоги, на постелях, кстати, не принято лежать в сапогах, да отцепить меч от пояса. И мешок со спины тоже можешь снять, он же мешает. Так же, как и теплое котто и шапка, это верхняя одежда. И не хмурься, никто у тебя ничего не заберет. Ты ходить ведь можешь? Ну и прекрасно. Осматривайся, в кувшине на тумбе теплый ягодный отвар с медом, в бутыли простая родниковая вода, но очень вкусная. Минут через десять будь готов. В соседней келье будут стоять кадушки с теплой и холодной водой, жестяное корыто, ковш, кувшин, мыло и полотенце. Ну, такая тряпка, чтобы вытираться. Знаешь? Хорошо. Да, и смена белья и одежда твоего размера. Ну и мешок для твоих вещей. Думаю, что стирка и починка им не помешают, но об этом после. Да, вещи свои можешь забрать с собой, и сапоги тоже, хотя вот обрезанные валенцы вполне их смогут заменить. И можешь плескаться, сколько хочешь. Под нами класс Орианта и Капаллы, они сырости не замечают, да и вылить надо сотню ведер, чтобы перекрытия пропитались. А как вымоешься и переоденешься, тут и еду принесут. А там и Гантанас не заставит себя ждать.

Она явно не было словоохотлива, и хотя говорила много, но не сказала ни одного лишнего слова. Зато все сказанные ею слова как будто сплетались друг с другом и обволакивали Тиса покоем. И еще, судя по говору, она была явно не из здешних мест, и не из Фионы. Во всяком случае, в Дрохайте говорили иначе. Она говорила так же, как храмовые старатели – Клокс, Дойтен и Мадр. Хотя Дойтен чуть добавлял в слова южный, мисканский тон.

– Вы из Тимпала? – спросил он женщину.

– Чуть севернее, – удивилась она. – Из Айэйса. Ты внимателен.

– Сколько это… – он вспомнил слово. – Десять минут. Это же часть часа? Сколько это?

– Не очень долго, – засмеялась она. – Я позвоню в колокольчик, когда все будет готово.

Она вышла, притворив за собой дверь, и только тогда Тис огляделся. Келья казалась не слишком большой, но, наверное, потому, что потолок ее и в самом деле располагался где-то высоко. Так-то она была раза в два просторнее, чем башня Дилиса, которая после крохотного домика кузнеца на две комнатушки на Бейнской заветри представлялась Тису сущим дворцом. Человек десять могли бы жить в этой комнате и принимать с ночевкой еще с десяток гостей. И на всем этом пространстве стояла одна деревянная кровать, рядом с кроватью – деревянная тумба, на которой поблескивали влажными стенками кувшин, бутыль и глиняная кружка, чуть поодаль – небольшой стол, на дальней стене имелась полка, на которой ничего не лежало, напротив кровати – широкая скамья, а у высокого и узкого окна, через которое, путаясь в сдвинутой в сторону занавеси, в келью проникал свет, – грубо сколоченный стул. У хозяев Приюта Окаянных явно был излишек свободных комнат. К тому же оставалось неясным, отчего в келье тепло? Наверное, что-то вроде камина или печи стояло в соседнем помещении.

Чувствуя всю ту же слабость и списывая ее на боль, которая начинала клубиться у него за спиной, пока лишь постукивая его по затылку и обдирая стальными когтями плечи, Тис потер ладонями щеки, обнаружил, что слезы на них уже высохли, и опустил ноги в сапогах на каменный пол. Пошатнувшись, он поднялся, подошел к скамье и провел рукой по стене, собранной как будто из пористого камня. Затем, почувствовав приступ жажды, шагнул к тумбе, сбросил котто, распустил шнуровку на камизе, вытащил желтый камень, который он прихватил у Дилиса, и опустил его сначала в воду, потом в отвар. Цвет камня не изменился, и решив, что нет никакого смысла травить случайного гостя, если его можно зарубить, задушить да и просто сбросить в пропасть, Тис напился сначала воды, а потом и отвара, решив, что если до вечера выпьет половину кувшина этой густой сладости, то еда ему вовсе не понадобится, главное, разузнать, где здесь отхожее место. Затем он подошел к окну, потрогал замазанные чем-то вроде воска рамы, неровное стекло и с некоторым усилием разглядел через него заснеженное пространство до остроконечных пиков Восточного Рэмхайнского хребта. По узкой дорожке к своему дому ковылял маленький Тид. Где-то в отдалении или за стеной прозвонил колокольчик. Тис осторожно толкнул дверь, вышел в коридор и по исходящему из-за следующей двери пару понял, где его ждет помывка.

– Заходи, – послышался голос Хилы. – Надеюсь, мыться ты умеешь? Мыло хорошее, можешь и голову помыть, никакой чесотки не случится. Да, и крючок на двери изнутри тоже есть, как и в твоей келье. Занимайся собой и ни о чем не думай. Воду можешь потратить всю.

Тис уже готов был удивиться этому совету – «ни о чем не думать», он постоянно думал о чем-то, составлял какие-то планы, проигрывал в голове, как он должен поступить в том или ином случае, выполняя главное желание его матери, – чтобы он был жив и здоров, но смешав в кувшине горячую и холодную воду, он неожиданно скинул с себя все, лег в холодное жестяное корыто и принялся поливать самого себя теплой водой, и в самом деле не испытывая никакого желания думать о чем-то, потому что именно теперь он почувствовал, какой он грязный и какой, наверное, ужасный запах он издавал.

Когда он выбрался из помывочной, одевшись в простую, но чистую одежду, в келье уже дожидался его горячий обед. Однако Тис не бросился к столу, хотя желудок его болезненно сжался, а сначала спрятал меч под матрас, развесил на длинной лавке собственную немудрящую одежду, которую успел постирать, и пристроил на груди кисет, который его мать сочла более важным, чем утраченный Тисом нож. Только после этого он присел к столу и начал есть. Похлебку и рыбу с овощами Тис проглотил, сам не заметив как, а вот булочки разбудили в нем почти непреодолимое желание спрятать их в мешок. Но пока он думал об этом, булочки тоже куда-то делись.