Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, — с горечью пробормотал я. — Мечтаем мы об одном, но жизнь вносит коррективы. Так я и поступлю!
В книжную лавку я успел перед самым закрытием. Продавец, седовласый мужчина с острыми глазами лучника, вручил мне лист желтоватой бумаги и пузырек чернил, а мальчишка при гостинице осчастливил добрым десятком гусиных перьев. Закрывшись, я долго чиркал по бумаге, а уже с утра лучший кузнец Руана задумчиво чесал затылок, с сомнением вглядываясь в чертежи.
— Что это такое? — буркнул он наконец.
— Кое-какие инструменты, необходимые в работе лекаря, — пояснил я. — Ну что, справишься?
— За все — пару золотых ливров, — решил наконец мастер. — Через три дня приходи за своими загогулинами.
Я молча кивнул, прощаясь не столько с кузнецом, сколько с теми годами моей жизни, когда я оберегал царственных особ, проникал в охраняемые крепости и спасал принцесс. Хватит, навоевался, сейчас я как никогда остро понимал смысл выражения «штыки в землю».
Я в очередной раз полностью сменил облик, превратившись из дворянина в мелкого торговца, и уже через неделю отправился в восточную часть королевства, вместе с купеческим караваном. Так не только безопаснее, но и веселее. Я долго выбирал место, где можно было бы осесть, пока не обнаружил городок Морто. Ему не исполнилось и века, вокруг раскинулись обширные густые леса, пара болот и уйма озер. Чего еще надо человеку, по самое не хочу наигравшемуся в войну, чтобы перевести дух и попробовать в себе разобраться?
Я приобрел небольшой дом на самой окраине городка и с разрешения магистрата вновь занялся медициной. Постепенно мое бурное прошлое начало забываться. Я уже не вскакивал по ночам от малейшего шороха за окном и по уши углубился в лечение больных, благо практики хватало с избытком. Так я встретил свое тридцатилетие, вновь вернувшись к тому, с чего начал. Я и забыл, как это приятно, когда не надо убивать, взрывать и поджигать. Приготовление лекарств, перевязки, накладывание шин при переломах и ушивание ран заняли все мое время.
Я принимал роды, лечил пневмонии и артриты и всерьез подумывал, не пора ли заняться противооспенными прививками. Я много гулял по окрестностям, общался с соседями и лишь в одном вопросе проявлял полнейшее равнодушие: смотреть не мог на женщин. По сравнению с покойной Жанной все они казались мне блеклыми и неживыми. Моя несчастная погибшая любовь была настоящей женщиной, сгустком яркого огня, остальные же все словно куклы, сделанные из картона.
Чем сильнее местные девицы и мамаши проявляли ко мне интерес, тем больше сил я тратил на то, чтобы отбиться от ненужного внимания. Наконец я сообразил, как надо поступить, и на воскресных посиделках в таверне «Сом и улитка» под большим секретом поведал одному из завсегдатаев о своей беде. Якобы три года назад я был ранен таким пикантным образом, что после того ничего уже и не можется. Военная хитрость помогла, и женщины мигом переключились на поиск иной добычи.
В подобных заботах прошел почти год, а затем мирная жизнь подошла к концу, и началось все, как ни странно, со сбора лекарственных растений.
Все-таки травы — страшная сила, порой достаточно одной затяжки, чтобы жизнь твоя изменилась полностью и бесповоротно. А иногда не требуется даже и такой малости.
Итак, жизненный круг завершился, и я опять вернулся к почтенной, пусть и хлопотной работе лекаря. Я тщательно похоронил воспоминания о четырех годах смертоубийств, даже внешне постарался измениться. Отпустил бороду, волосы стал стричь под горшок, на людях ходил сутулясь, говорил тихо, не поднимая глаз на собеседника. Вряд ли кто из прежних знакомцев опознал бы подающего надежды послушника-францисканца в молчаливом лекаре провинциального городка, расположенного на восточной окраине Франции.
Что я здесь делал и почему не уехал на Русь? Не знаю. Возможно, виноваты сны, в которых ко мне приходила Жанна. Иногда она просто улыбалась, несколько раз мы долго говорили о чем-то, взявшись за руки, вот только когда я проснулся, так и не смог вспомнить о чем. Одно я знал наверняка: стоит оставить страну, ради которой любимая приняла смерть, и Жанна перестанет ко мне являться, а это свыше моих сил.
Незаметно пролетел год, жизнь на свежем воздухе, простая, но сытная пища восстановили мое здоровье.
Я перестал видеть во сне кошмары и начал подумывать о том, что главное в моей жизни, ради чего я и был рожден на свет, уже случилось. Целый год я провел рядом с лучшей из женщин мира, помогая Жанне д'Арк в ее тяжком служении. Да, я не смог спасти ее, но я хотя бы попытался, чего не скажешь про остальных. Приходили ли ко мне мысли о самоубийстве? Да, разумеется. Но это выход для слабых, хотя перестань Жанна приходить ко мне во снах, не знаю, не знаю… Помогала работа, тяжелая и изматывающая, она же дарила глубокое удовлетворение. Ведь лекарь — это призвание, образ жизни. Каждый человек, хоть раз самостоятельно вылечивший больного, заболевает медициной навсегда.
Дни мелькали перед глазами, не запоминаясь, пока кто-то наверху наконец обо мне не вспомнил. Вероятно, мой ангел-хранитель не на шутку соскучился по приключениям, а может, просто вернулся из длительного отпуска.
Ранним утром 21 июня я вышел из дома, ведя в поводу Крепыша, маленького пузатого ослика, подаренного мне нашим мельником, господином Бретодо. Месяц назад мэтр привез с ярмарки в Безансоне некую любовную болезнь, с неделю мужественно терпел жжение и рези, а потом сдался на милость лекаря. Собранные мною травы не подвели, и вскоре опавшие щеки мельника обрели прежнюю упругость, нездоровая бледность сменилась уверенным румянцем, а мешки под глазами исчезли напрочь, возвещая, что к хозяину вернулись крепкий сон, здоровый аппетит и вера в несокрушимую мощь французской медицины.
Подаренный осел оказался неприхотливым и весьма выносливым. Использовал же я его как тягловую силу, поскольку при моем росте верхом на маленьком осле выглядел бы попросту комично.
День я потратил на то, чтобы уйти поглубже в лес и как следует осмотреться, вечером как следует выспался и всю ночь рыскал по различным буеракам с небольшой лопатой в руках, аккуратно выкапывая различные целебные корешки. Считается, что в самую короткую ночь, когда год переваливает за половину, флора накапливает невиданную лечебную мощь. Вот я и работал как каторжный, даже не подозревая, что ничего из собранного мне так и не пригодится.
Закончил я уже под утро и только присел отдохнуть на просторной поляне, как над самым ухом раздался пронзительный крик. От неожиданности я ракетой взвился вверх и тут же застыл в боевой стойке: руки выставлены вперед, в одной поблескивает выхваченный кинжал, другая крепко стиснула рукоять лопаты, глаза напряженно шарят по сторонам. Кто же это так страшно кричал?
Над правым ухом вновь послышался вопль, скривившись, я убрал кинжал в ножны на поясе и пробормотал с облегчением:
— Фу ты, ну ты!
В воздухе передо мною сложными зигзагами порхала большая, кулаком не зашибешь, черная бабочка. из-за того что на спине это мерзкое насекомое носит рисунок в виде человеческого черепа, в народе ее называют «мертвой головой» и очень боятся. Простофили считают, что крик страшной бабочки предвещает несчастье, а если подобное чудовище залетит в комнату, где находится больной, то бедолаге уже не оправиться, как ни старайся.