Само собой понятно, что на петербургских реках существовали и многочисленные пристани для всего этого флота: на Фонтанке у Прачешного моста, у клиники Виллие близ Литейного моста, у Николаевского моста, Калашниковской набережной, Летнего сада, у завода Берда возле устья Мойки – всех не перечислишь.

Ну, а до появления пароходства в Петербурге, да и после этого, перевозки производились многочисленными яличниками. В лодку брали до 8 пассажиров, плата за перевоз через Неву составляла 5 коп.

А, кроме того, в Петербурге еще с петровских времен было множество яхт-клубов (самый аристократический – Санкт-Петербургский Императорский на Крестовском острове, менее фешенебельный – Невский, на Шкиперской протоке возле Галерной гавани) и гребных обществ – с собственными флагами, формой, вымпелами судовладельцев.

Так что городского водного транспорта в городах было немало. Внутригородская связь функционировала активно, но до появления телеграфа и телефона все-таки была и медленной, и громоздкой.

Первые в России торги на установку телефонных линий и станций в Петербурге, Москве, Варшаве, Риге и Одессе прошли в 1900 г. Имелись как частные телефонные компании, так и государственные, а также линии городских органов самоуправления. В Костроме городской телефон якобы появился даже в 1899 г., а до того с 1895 г. существовала частная линия с Мшанской улицы до усадьбы богатых купцов (табачная фабрика и две паровые мельницы, обширная табачная и мучная торговля, свои пароходы) Чумаковых «Васильевское», протяженностью около 5 верст (69; 423).

Абонентская плата составляла от 48 руб. в Одессе до 79 руб. в Москве: уже из-за дороговизны телефон был доступен не всем. Кроме частных абонентов, людей богатых и нуждавшихся в частых переговорах, например, биржевиков и иных дельцов, а также крупных чиновников, телефоны ставились и в учреждениях, особенно в их высших подразделениях.

Почтальон

Сообщение велось чрез коммутаторные телефонные станции, на которых служили исключительно женщины (они более терпеливы и внимательны), разумеется, незамужние, повсеместно именовавшиеся «барышнями». Абонент снимал трубку, для вызова станции несколько раз крутил ручку на аппарате и, когда барышня отзывалась, называл нужный ему номер. Барышня втыкала штекер его телефона в нужное гнездо на панели перед собой, соединяя с требуемым абонентом. По окончании разговора, положив трубку, вновь крутили ручку, чтобы дать отбой, и барышня вытаскивала штекер. Неудобно? Ну, это как посмотреть. Став директором Императорских театров, В. А. Теляковский управлял московской театральной конторой «…по телефону, которым я пользовался почти ежедневно после часу ночи. В это время разговор гораздо яснее слышен, никто не прерывает, нет того шума; соединяли меня с московской конторой телефонные барышни моментально, ибо их баловали и московская и петербургская конторы театральными билетами. Если управляющий московскою конторою не бывал дома, то телефонные барышни его отыскивали в городе, где бы он ни был: в конторе всегда знали номер телефона, где управляющий находился» (142; 142).

Преобладали настенные аппараты в деревянных коробках, в которых слуховая трубка в виде рожка на проводе была отдельной, а говорили в микрофон в самом аппарате. Но были и настольные аппараты. Поскольку телефон входил в состав домашней обстановки, аппараты с множеством медных или никелированных деталей были весьма затейливы в соответствии с художественным стилем эпохи.

Средством коммуникации служил и телеграф. Здесь мы не будем говорить о гелиографе, где для передачи кодированных сигналов служили зеркала (значит, при отсутствии солнца передачи были невозможны), и семафоре, в котором установленные на башнях три подвижных планки на шесте позволяли передать 196 отдельных знаков – букв и наиболее употребительных слов; на передачу одного знака требовалось 2 минуты, а прием осуществлялся с помощью зрительных труб. Такие телеграфные линии прокладывались между городами, хотя и заканчивались в важных городах и крепостях. Но еще в 1832 г. была проведена первая линия электромагнитного телеграфа между Зимним дворцом и зданием Министерства путей сообщений (передача принималась при отклонении магнитной стрелки под воздействием тока той или иной силы и направления), а в 1839 г. профессор Б. С. Якоби создал пишущий аппарат и установил новый телеграф между Царским Селом и Министерством путей сообщений. Наибольшее употребление получил аппарат Морзе (с середины XIX в.), наносивший краской сочетание точек и тире на бумажную ленту, но такое же распространение получил и буквопечатающий аппарат Юза (в России – с 1865 г.). В отличие от телефона, телеграф в первую очередь нашел применение в войсках (здесь с середины XIX в. формировались телеграфные роты и команды, прежде всего в крепостях), и телеграфное ведомство было военизированным, так что телеграфисты первыми в гражданской службе получили форму военного покроя с наплечными знаками различия. Для пересылки телеграмм телеграфом широко пользовались и частные лица. Телефон же в вооруженных силах нашел применение лишь на новых кораблях для связи между мостиком и боевыми постами, а в армии – только во время первой мировой войны. Уже в 90-х гг. XIX в. появилась беспроводная связь – радиотелеграф, но он применялся исключительно на флоте и в армии, где формировались искровые команды и роты.

Но главное средство коммуникации было двуногим: городская почта со специальными марками и открытыми письмами (открытками) доставлялась в тот же день, а, кроме того, по углам бойких улиц, при гостиницах, вокзалах, крупных магазинах и ресторанах, банках стояло множество посыльных в специальной форме, в темно-малиновой шапке (у них и прозвище было – «Красная шапка») с надписью по околышу «Рассыльный… артель…», с которыми можно было тотчас же переслать даме и записочку, и цветы, и бонбоньерку с конфектами. Хотя существовала такса за услуги посыльных, обычно поручение выполнялось по соглашению. Артель, за вступление в которую посыльный вносил порядочный «вкуп», гарантировала целостность пересылаемых ценностей и сохранение тайны переписки. А государственные бумаги переносили вооруженные кортиками курьеры с небольшими сумочками на груди.

В городе торговали, в городе служили, в городе учились, в городе работали, производили «материальные ценности». Но ведь не хлебом единым жив человек. Нужно и отдохнуть, и развлечься, и отвлечься от мелких земных забот. Возможностей для этого в городе было много: и балаганы, и театры, и книги…

Книга издревле была первейшим признаком духовной жизни. Книга собственная, переписанная или купленная, и книга библиотечная. Скудна была библиотеками Россия, скудноваты были и массовые библиотеки. Выше мы уже имели случай познакомиться с перечнем книг Житомирской платной библиотеки 60-х гг. из уст В. Г. Короленко. А вот как он описывал свою гимназическую библиотеку и круг чтения гимназистов. «К стыду нашему, Тургенева многие из нас знали только по имени (это – уже пятый класс гимназии, ученикам лет по 15–16. – Л. Б.). Книгами мы пользовались или за умеренную плату у любителя-еврея, снабжавшего нас истрепанными романами Дюма, Монтепена и Габорио, или из гимназической библиотеки. Раз в неделю мы вваливались под вечер в темные гулкие коридоры… и поднимались по лестницам, обмениваясь с добродушным словесником шутками и остротами. Каждый раз он долго подбирал ключ к замку библиотечной двери, потом звонко щелкал и открывал вход в большую комнату, уставленную по стенам огромными шкафами. Содержимое шкафов было чрезвычайно скудно: тут были преимущественно душеспасительные чтения, «Воскресный досуг», почему-то еще «Солдатское чтение» и «Всемирный путешественник». Мы роптали, а Андриевский отшучивался… В конце концов приходилось все-таки просить для чтения путешествие Ливингстона, за ним путешествие Кука, затем путешествие Араго, путешествие Беккера-паши. Раз я принес домой даже путешествие на Афон…