За дверью на коленях стоял старый слуга, позади него возвышалась громадная фигура маршала Каногора.

— Я осмелился, ваше императорское величество, — еле слышно прошептал слуга.

— Простите, ваше императорское величество, — громогласно провозгласил маршал, — но ныне не время предаваться ученым занятиям! Ибо произошедшие события таковы, что… Словом, пришло сообщение — наша армия разбита, принц в плену, равно как и почти все его рыцари.

Пока маршал говорил, послышались быстрые шаги и лязг оружия — по коридору подбежал гвардеец из дворцовой охраны:

— Ваше императорское величество, — закричал он, расталкивая столпившихся перед дверью кабинета слуг и придворных, — тролли уходят!

— В чем дело, рядовой? — рявкнул на него маршал.

— Сэр маршал, — вытянулся солдат, — все тролли, что служат у нас в охране, собираются вернуться в Тролльхейм! Они уже идут к воротам!

— Какого Гангмара?!

— Дерынх говорит — объявился законный наследник Верховного Тролля Ырунга, в Тролльхейме заваруха, вернее, настоящая война! Гретых собирает всех своих бойцов — в том числе он призвал и Дерынха с его отрядом.

Все разом загомонили, припоминая, что у Верховного Тролля Ырунга, убитого агентами Императора Велитиана IV, действительно был наследник. В результате войны между заговорщиками, поддержанными Империей и троллями-патриотами этот малютка попал в плен и — поскольку был еще мал и несмышлен — его пощадили и определили в качестве слуги в отряд, нанятый Императором… Теперь он, должно быть, уже в том возрасте, который у людей определяется, как подростковый — тут же подсчитал кто-то. Должно быть, он не забыл, либо ему напомнили о том, кем был его родитель. Волею случая сей юный тролль был в числе отправленных в Альду с войском принца…

— Господа! — гам легко перекрыл уверенный и сильный голос Императора. — Всем повелеваем разойтись и помалкивать, а те, кому надлежит присутствовать на совете — идемте, ибо совет будет собран немедленно.

Элевзиль быстро двинулся прямо сквозь толпу придворных, тут же расступившуюся перед ним, совершенно забыв о брате Когере — а тот все стоял в нелепой позе, наполовину поднявшись со стула, совершенно ошарашенный осознанием того, кому он проповедовал только что…

…Всю ночь на помойке мусор горел —

Май сатанел…

Егор Летов

Очень, очень медленно жизнь в Альде начала входить в мирную колею… Далеко не сразу схлынул угар, созданный наличием у множества альдийцев — и горожан, и крестьян, принявших участие в войне — шальных денег. На две недели город словно сошел с ума в погоне за удовольствиями — диковинные товары и дорогие вина, привезенные энмарскими купцами, военные трофеи (ну разве можно упрекнуть ополченца за то, что вынося с поля боя тело убитого рыцаря, он догадался прежде всего снять с мертвой руки перчатку и нашел парочку перстней!), да мало ли… Все это съедалось, выпивалось, тратилось — многие, войдя в раж, проматывали отложенные «на черный день» заначки, ведь не каждый день ты чувствуешь себя великим героем, победителем рыцарей, троллей, принцев!.. В конце концов безудержное веселье, царящее в столице, вызвало тревогу у короля — он выслал на улицы стражу с приказом осторожно унимать наиболее буйных гуляк.

Наконец все это помаленьку начало успокаиваться: протрезвевшие альдийцы уныло ощупывали опустевшие кошельки, фермеры засобирались домой — к своим холмистым и болотистым владениям, аккуратно увязав в котомки столичные гостинцы, многие энмарские купцы также двинулись обратно, необычайно довольные тем, что распродали все так быстро (да к тому же избежав превратностей долгого пути) и могут возвращаться домой за новой партией товара…

В Арнике была введена новая повинность — сервы по очереди возили на Куриную Топь тяжеленные камни и сбрасывали их в болото, которое время от времени начинало «дышать» и испускать серии пузырьков газа. Вскоре болотце местные крестьяне переименуют в «Троллиную Топь»…

В Гонзоре капитан ок-Икерн приступил к реквизициям — его гвардейцы конфисковали у купцов, фермеров и городских синдиков денежные суммы, необходимые ему для выкупа попавших в плен подчиненных, взамен пострадавшим вручались расписки с ротной печатью…

Принц Кадор-Манонг (в его заветном ларце также шуршали расписки ок-Икерна), приехавший в Маултон с печальной вестью о пленении владельца замка, нашел утешение в объятиях старшей дочери сэра Менгрона — высокой и костлявой мадам Агристы…

Тролльхейм был охвачен гражданской войной и несколько партий авантюристов из Андруха осмелились отправиться в Горы Страха за золотом, о чем раньше никто и не помышлял, опасаясь не так троллей, как императорских чиновников и стражников, стерегших дорогу к приискам, а теперь разбежавшихся…

В Эстрамне, что в стране Нелла, в крестьянских хлевах продолжали рождаться уродцы — кто-то объявлял это знамением, кто-то — божьей карой… А довольно известный тамошний колдун Витан Коротышка, говорили, помешался и все твердит в бреду о какой-то белой красавице, светящейся зеленым светом…

По дорогам бродили проповедники с молитвами и пророчествами всевозможных толков…

Ширилось движение когеритов-"божьих пасынков", к нему присоединялись новые и новые сотни юнцов, покинувших ради этого безумия дома и семьи…

Происходило и немало других странных событий — но жизнь продолжалась. Рождались дети, умирали старцы, гибли воины в многочисленных сражениях, гибли попавшие в разбойничьи засады путники, в море тонули купцы и рыбаки — словом, жизнь шла своим чередом…

Побочные явления, плачевные гримасы,

Пустые массы, громкие слова.

Настойчивые выводы, незримые каркасы,

Цветные сны и кое-что ещё.

Егор Летов

Коклос Пол-Гнома чувствовал себя превосходно — наконец-то, заявил он Алекиану, извилистый жизненный путь привел его ко двору, где действительно умеют ценить тонкую шутку и подлинное остроумие. У карлика были причины так говорить — король Альды и впрямь относился к нему необычайно уважительно, да к тому же велел и слугам всячески угождать шуту и именовать его не иначе, как «ваша милость» и «господин». Ингви частенько подолгу беседовал с ним, терпеливо выслушивая все разглагольствования Коклоса — в них порой проскальзывали тонкости внутриполитической жизни Империи и точные характеристики многих важных персон, подаваемые, впрочем, в весьма язвительной манере. А шут, польщенный королевским вниманием, заливался соловьем, выдавая подчас немаловажные секреты, случайно подслушанные им — кто же, разговаривая о необычайно сложных и запутанных делах, опасается быть услышанным каким-то дурачком. Словом, за час беседы с Коклосом Ингви узнавал иногда побольше, чем за неделю копания в архивах. Внутренняя жизнь Империи и взаимоотношения ее с соседями теперь стали ему более понятны, а с пониманием пришло и опасение — он понял, что стал участником гораздо более серьезной игры, чем решил вначале… Часто после бесед с шутом он уединялся в своей опочивальне, которая стала также и его новым кабинетом — в прежнем теперь обитала Ннаонна — и подолгу просиживал над картами и некими расчетами, бормоча что-то и черкая мелом по доске…