Болезнь все больше разрушала организм Боткина, и когда за границей выяснилось, что состояние его здоровья безнадежно, он решил скорее возвратиться в Россию. «Лучше умереть на родине», – говорил он. Философски относясь к смерти, В. П. Боткин не боялся ее, но под конец хотел пережить «еще побольше художественных впечатлений и наслаждений». В Петербурге для него отделали великолепную квартиру со всем комфортом и роскошью. К этому времени от ревматизма ему свело почти все тело и особенно руки. Его носили на коже с приделанными ручками, но он сам следил за оформлением комнат, украшением их картинами. Всю жизнь он был расчетлив и бережлив, но теперь ничего не жалел на лукулловы пиры, которые устраивал на своей квартире и на которых сам мог присутствовать лишь как зритель. Для себя он составил постоянный квартет из превосходных музыкантов, исполнявших его любимые вещи.

Даже в эти дни жажда познания Боткина была необыкновенной. Фет пишет, что незадолго до смерти Василий Петрович, полуслепой, проводил время за изучением каких-то индусских рукописей. За три дня до смерти «он как бы на прощальный пир пригласил обедать старых друзей своих… Самого его принесли на руках и поместили на хозяйском месте. Он не владел руками, и печать смерти, видимо, уже лежала на нем, но глаза блистали огнем полного и живого сознания. Ел он мало, но с видимым удовольствием. В середине обеда он опустил голову и лег ею на свою тарелку, на которую тотчас же положили маленькую кожаную подушку… А вокруг него шел все тот же веселый и живой разговор, который так любим был им и в котором он чувствовал необходимость до самых предсмертных своих минут. К десерту он велел вновь приподнять себе голову, съел какой-то фрукт, потом перенесли его на диван, и гости его продолжали вокруг него смеяться и болтать».

Накануне дня смерти Боткин заказал себе к следующему утру квартет и долго обсуждал его программу: «Музыку надо выбрать пояснее, я ведь слаб, сложное утомит меня». Он тихо скончался утром 10 октября 1869 года под звуки музыки Бетховена. Смерть Боткина соответствовала всей его жизни, поклонению «красоте, возносящейся к небесам», и явилась логическим завершением его эпикурейского мировоззрения. «Боткин, – писал Фет, – подобно древнему римлянину, даже не понял бы, что хочет сказать человек, проповедовавший, что перед смертью не надо венчаться розами, слушать вдохновенную музыку или стихи, вдыхать пар с лакомых блюд».

Погребен Боткин в Москве, на кладбище Покровского монастыря. По завещанию им было оставлено 70 тыс. рублей на благотворительные цели, главным образом на поощрение науки и искусства. По словам его биографов, Боткин «не принадлежал к числу людей, действовавших по первому движению сердца, но тем более обдуманными были его поступки, когда он решал выступить в роли благотворителя». Он всегда был готов помочь действительно нуждающемуся, по его мнению, близкому человеку, поддерживал материально Белинского и друзей-писателей, неоднократно выручал крупными суммами «Современник».

Василий Петрович сделал в завещании подробные распоряжения, в которых отразились все его интересы и симпатии: крупные суммы были завещаны Московскому университету, художественным музеям и Обществу поощрения художников, Московской и Петербургской консерваториям.

Выдающиеся дарования Василия Петровича Боткина, его литературная деятельность как бы сразу задали высокий настрой нескольким поколениям династии. Влияние старшего брата самым решающим образом сказалось уже на судьбе второго сына П. К. Боткина, Николая Петровича (1813–1869). Благодаря обширным дружеским связям Василия Петровича, Н. П. Боткин быстро вошел в литературные и художественные круги, несмотря на то, что получил скудное образование и не блистал особенными талантами. Зато он прославился как неутомимый путешественник, «красавец-турист» (по выражению А. Фета) и ангел-хранитель русских художников и писателей.

В зрелые годы Н. П. Боткин почти не жил в Москве и, хотя числился членом семейной фирмы, в торговых делах практически не участвовал. Почти всю жизнь он провел в путешествиях, объехал Малую Азию, Египет и, конечно, Европу. В Париже он имел постоянную квартиру, живо интересовался французским художественным творчеством. В Риме Н. П. Боткин близко сошелся с Н. В. Гоголем и художником А. А. Ивановым, которого не раз ссужал деньгами.

Дом Боткиных

Благодаря тому, что Николай Петрович постоянно и тесно общался со многими выдающимися людьми (писателями и художниками), его имя часто встречается на страницах воспоминаний и в переписке современников. Так, Белинский в письме к В. П. Боткину из Петербурга от 28 июня 1841 года упоминает о нем: «Ну как переменился твой брат – узнать нельзя. Где его апатичное, биллиардное выражение лица, где тусклые, сонливые глаза! Знаешь ли, меня восхитило его лицо, – в нем столько благородства, человечности, особенно в глазах, которые он точно украл у тебя… Да, это перерождение, чудо духа, которое я видел своими глазами».

И. И. Панаев в своих воспоминаниях отмечает, что купец-меценат участвовал в 1842 году в его «субботах» в Петербурге, на которых присутствовал цвет тогдашнего литературного мира. А. Я. Панаева писала о Н. П. Боткине: «Он много помогал за границей русским художникам и учащимся там молодым людям, да вообще всем беднякам, если узнавал, что кто-нибудь из них нуждается в деньгах. Он это делал так деликатно, втихомолку, что если и узнавалось об этом, то от самих тех лиц, кому он оказывал денежную помощь».

Особенно близкие отношения установились у Николая Петровича с Н. В. Гоголем. Н. П. Боткин был очень к нему привязан и всегда старался чем-нибудь услужить. Гоголь, со своей стороны, платил ему взаимностью, называл «добрым малым». В 1840 году путешествующий по Европе Н. П. Боткин, будучи в Вене, буквально спас от смерти тяжело заболевшего там Гоголя. Он вывез Гоголя из гостиничных номеров, устроил у себя, лечил, выхаживал и потом поехал с ним в Рим.

В письме к историку М. П. Погодину Гоголь сообщал: «При мне был один Боткин, очень добрый малый, которому я всегда останусь за это благодарен, который меня утешал сколько-нибудь, но который сам потом мне сказал, что он никак не думал, чтоб я мог выздороветь». А их общий приятель В. А. Панов писал С. Т. Аксакову об этом случае в ноябре 1840 года: «Болезнь, от которой Гоголь думал умереть, задержала его в Вене. К счастью, с ним был Боткин. Этот истинно добрый человек ухаживал за ним как нянька».

Дружен был Николай Петрович и с Некрасовым, посвятившим ему в первом своем сборнике стихотворение «Праздник жизни – молодости годы». Все знавшие Н. П. Боткина подчеркивали его удивительную доброту. «Редко встретишь людей с таким истинно добрым сердцем, – писал один из них, – как покойный Н. П. Боткин. Он был добр не по принятому правилу, но по непреодолимому влечению души. Его тянуло на добро. Он был счастлив, когда мог оказать кому-нибудь полезную услугу».

Н. П. Боткин умер 4 мая 1869 года в Будапеште, возвращаясь на родину из далекого путешествия по Египту, Палестине и Сирии. В 1850-е годы у Николая Боткина началось нервное расстройство, приведшее в результате к тяжелому психическому заболеванию, выражавшемуся в мании преследования. В связи с этим существуют разные версии его гибели. Согласно одной, он покончил с собой, выбросившись из окна гостиницы, где остановился. Согласно другой, Николай Петрович, почувствовав себя плохо ночью, поднялся на верхний этаж гостиницы, вероятно, чтобы позвать своего лакея-француза, и в темноте, приняв окно за дверь, открыл его и упал с шестого этажа. Погребен он был, так же как и его старший брат, в Москве, на семейном участке кладбища Покровского монастыря. Мало что известно о третьем сыне Петра Кононовича от первого брака – Иване. По некоторым сведениям, он жил в Москве и скончался около 1885 года.