Шрифт:
Интервал:
Закладка:
A. M. Василевский, 17 августа 1943 года
Рано утром 17 августа, находясь на передовом КП 46-й армии, я получил от И. В. Сталина следующий документ:
«Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции 16 августа и о вашей оценке обстановки. Я давно уже обязал вас как уполномоченного Ставки обязательно присылать в Ставку к исходу каждого дня операции специальные донесения. Вы почти каждый раз забывали об этой своей обязанности и не присылали в ставку донесений.
16 августа является первым днем важной операции на Юго-Западном фронте, где вы состоите уполномоченным Ставки. И вот вы опять изволили забыть о своем долге перед Ставкой и не присылаете в Ставку донесений.
Последний раз предупреждаю вас, что в случае, если вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта… И. Сталин».
Эта телеграмма потрясла меня. За все годы своей военной службы я не получал ни одного даже мелкого замечания или упрека в свой адрес. Вся моя вина в данном случае состояла в том, что 16 августа, находясь в войсках армии В. В. Глаголева в качестве представителя Ставки, я действительно на несколько часов задержал очередное донесение. На протяжении всей своей работы с И. В. Сталиным, особенно в период Великой Отечественной войны, я неизменно чувствовал его внимание, я бы даже сказал, чрезмерную заботу, как мне казалось, далеко мной не заслуженные. Что же произошло? По возвращении на КП фронта я тотчас связался по телефону со своим первым заместителем по Генштабу А. И. Антоновым. Чувствовалось, что тот был тоже взволнован происшедшим и стремился всячески успокоить меня. Он сказал, что мое донесение, за которое на меня обрушился Сталин, было Генштабом получено и доложено в Ставку. Однако то было уже после того, как мне направили послание Сталина. Антонов, успокаивая меня, добавил, что получил указание Сталина никого с этим письмом не знакомить и хранить его у себя. Доложил он мне также и то, что слабое развертывание наступления на Воронежском, Степном и Юго-Западном фронтах очень обеспокоило Верховного. Не получив донесения, Сталин пытался связаться со мной по телефону, но и это не удалось сделать. И тогда он продиктовал Антонову процитированный выше документ.
Добавлю лишь, что Сталин был так категоричен не только в отношении меня. Подобную дисциплину он требовал от каждого представителя Ставки. Нам было разрешено передвигаться по своему усмотрению только в пределах фронтов, координировать действия которых мы были обязаны. Для выезда на другие нужна была специальная санкция Верховного. Считаю, что отсутствие какой-либо снисходительности к представителю Ставки было оправдано интересами оперативного руководства вооруженной борьбой. Верховный Главнокомандующий очень внимательно следил за ходом фронтовых событий, быстро реагировал на все изменения в них и твердо держал управление войсками в своих руках.
С. М. Штеменко, 22 августа 1943 года
<…> В итоге ожесточенных боев 17–20 августа войска Воронежского фронта понесли здесь чувствительные потери. Местами были потеснены к северу и обе наши танковые армии. Возможность выхода в тыл харьковской группировки противника ухудшилась.
Такой вывод сделал А. И. Антонов, докладывая обстановку Верховному Главнокомандующему в ночь на 22 августа.
— Садитесь и пишите директиву Ватутину, — приказал мне Сталин. — Копию пошлете товарищу Жукову. Сам он тоже вооружился красным карандашом и, прохаживаясь вдоль стола, продиктовал первую фразу:
— «События последних дней показали, что вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и при проведении операций». За этим последовала пауза — Сталин собирался с мыслями. Потом, как говорится, на одном дыхании, был продиктован целый абзац:
— «Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и дает возможность противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперед и не обеспеченным с флангов группировкам».
Верховный на минуту остановился, из-за моего плеча прочитал написанное. В конце фразы добавил собственноручно: «…и бить их по частям».
Затем диктовка продолжалась:
— «При таких обстоятельствах противнику удалось войти в тыл 1-й танковой армии, находившейся в районе Алексеевка, Ковяги; затем он ударил по открытому флангу соединений 6 гв. армии, вышедших на рубеж Отрада, Вязовая, Панасовка и, наконец, используя вашу беспечность, противник 20 августа нанес удар из района Ахтырки на юго-восток по тылам 27-й армии, 4 и 5 гв. танковых корпусов.
В результате этих действий противника наши войска понесли значительные и ничем не оправданные потери, а также было утрачено выгодное положение для разгрома харьковской группировки противника».
Верховный опять остановился, прочитал написанное, зачеркнул слова «используя вашу беспечность» и затем продолжил:
— «Я еще раз вынужден указать вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении операций, и требую, чтобы задача ликвидации ахтырской группировки противника, как наиболее важная задача, была выполнена в ближайшие дни.
Это вы можете сделать, так как у вас есть достаточно средств. Прошу не увлекаться задачей охвата харьковского плацдарма со стороны Полтавы, а сосредоточить все внимание на реальной и конкретной задаче — ликвидации ахтырской группировки противника, ибо без ликвидации этой группы противника серьезные успехи Воронежского фронта стали неосуществимыми».
По окончании последнего абзаца Сталин пробежал его глазами опять из-за моего плеча, усилил смысл написанного, вставив после «прошу не» слово «разбрасываться» и приказал вслух повторить окончательный текст.
— «Прошу не разбрасываться, не увлекаться задачей охвата…» — прочел я.
Верховный утвердительно кивнул головой и подписал бумагу. Через несколько минут телеграмма пошла на фронт.
П. А. Ротмистров, начало октября 1943 года
В назначенное время И. В. Сталин принял меня в знакомом кремлевском кабинете. Хотя я лично встречался с ним уже третий раз, все же, как и раньше, испытывал заметное волнение, тем более, что впервые увидел его в форме с погонами маршала Советского Союза.
Выслушав мой доклад о прибытии, Верховный поздоровался и тут же в присутствии А. И. Антонова начал расспрашивать о боевых действиях 5-й гвардейской танковой армии в Курской битве.
— Значит, наши танковые армии новой организации оправдали себя? —