— Нет, нет, ради Бога, только не снова, — шептал Макалпин. Он приподнял ей голову, облегчая дыхание, и прижал ее руки к ране. — Держи так, милая, держи крепче.

Он одной рукой вытащил мобильник, а второй сжимал ее ладони, стараясь успокоить.

— Держи так. Не волнуйся. Дыши.

Она снова застонала.

Он посмотрел на дисплей, зная, что находится в низине, а за домом стоит скала. Сигнал если и будет, то очень слабый. Здесь есть телефон? А та фигура на пляже?

— Ну же, соединяйся, соединяйся! — молил он, обращаясь к мобильнику. Дисплей засветился слабым голубым светом — только экстренные вызовы.

— Благодарю тебя, Господи! — сказал он.

— Аминь. — Позади скрипнула половица. — Я знал, что ты придешь, Алан.

Макалпин не повернулся и остался стоять на коленях, склонившись над девушкой. Он отдал мобильник и слышал, как захлопнулась его крышка и он полетел в угол комнаты. Он продолжал зажимать рану, чувствуя тепло ее крови, уже растекавшейся по полу.

— О Господи! — Он закрыл глаза, молясь, чтобы она не умерла. — Джордж? — Макалпин задыхался от ярости, но голос звучал спокойно и властно. — Я хочу, чтобы ты вызвал «скорую». Она тяжело ранена.

— Немезида, богиня возмездия, Алан.

Макалпин положил руку ей на лоб, испачкав кровью ее прекрасное лицо. В тусклом свете она казалось мертвой. Затем он увидел, как дрогнула жилка на ее шее.

— Ты не должен был этого делать, — сказал он с горечью. — Она ни в чем не виновата.

— Как она может быть невиновной? Алан! Алан! Посмотри на меня! Даже сейчас, когда прошло столько лет, ты все еще в ее власти. Дай ей уйти, дай всему уйти. — Голос Лиска был добрым. Он положил руки на плечи Макалпину, будто старался утешить. — Это ее судьба, как и судьба ее матери. Очнись, Алан. Все это происходит потому, что твой брат умер. Твой брат.

— Нет. — Макалпин убрал пропитанный кровью пиджак и попытался соединить края раны. Труда слегка вздрогнула. Она была такой хрупкой. — Нам нужна помощь, — повторил он.

— У нее на руках кровь твоего брата. — Лиск говорил почти нараспев, его голос завораживал, словно Макалпин был его паствой. — Они не могут измениться, ты сам это знаешь, не могут. Ее мать была точно такой же красивой, слишком красивой и важной, чтобы разговаривать со мной. Смеялась надо мной, потому что я не знал, что такое хороший кофе, потому что всегда носил с собой Библию. Слишком важной, чтобы думать о других людях. И все эти полицейские, рассуждавшие о том, как она была красива и почему она стала жертвой. Жертвой! — Лиск потер бровь указательным пальцем, ни на секунду не переставая говорить. — Понимаешь, Алан, все газеты писали об этом: голландская яхта была протаранена военным катером, и погиб некий мистер Макалпин. А в моем доме наверху жила голландская девушка. А потом на нее напали, и некий констебль Макалпин занялся расследованием. А потом она умерла. — Лиск вздрогнул. — А затем констебля Макалпина отстранили, потому что в деле фигурировал его брат. И вот тогда я понял. Думаю, что я наделен талантом быть невидимкой. При мне люди говорят, как будто меня нет. И еще у меня есть талант никогда не забывать лица. Никогда, особенно после такого.

Макалпин смотрел на него и вспоминал неприятного маленького постояльца, нервно теребившего Библию, чтобы чувствовать себя увереннее. Вспоминал горячее желание помочь полиции, вспоминал, как тот ставил чайник для следователей, ловивших именно его.

— Они говорили мне об этом все время, Алан, рассказывали о катере и твоем брате. Со священником разговаривают все, буквально все. Твой брат потерял жизнь, а этой маленькой богатой испорченной девчонке так и сойдет все с рук? Оглянись, Алан! Она паразит, живущий на твоем горе.

Макалпин оглянулся и посмотрел на Труду. Она застонала, и от едва заметного выдоха в уголке рта надулся маленький пузырек крови. Ее глаза открылись, огромные влажные серые глаза вернулись к жизни, и в них было столько боли, что у Макалпина защемило сердце. Она была точной копией своей матери.

— Все будет в порядке, малышка, все образуется, — прошептал он и достал из кармана кольцо, то самое, которое обещал сохранить и которое Хелена носила двадцать два года. Он взял ее руку и надел кольцо на безжизненный палец, липкий от крови. — Оно твое. Оно всегда было твоим. И теперь пора его вернуть.

— Она лежит как Офелия, ты не находишь? В багряной реке, в белом ореоле.

— Как ты нашел ее? Я ждал встречи с ней больше двадцати двух лет. — Макалпин убрал волосы с ее лица — ей было трудно дышать: дыхание то учащалось, то затихало.

— Женщины, Алан. Твоей маленькой помощнице следует научиться говорить в пабах потише. — Лиск провел по щеке широким лезвием «Черного ножа»,[28]оставив на ней полоску крови Труды, затем с отвращением вытер нож о рукав коричневой куртки, пропитанной воском. — Ты говорил, что она хороший работник. Что ж, ей следует проявлять больше наблюдательности и замечать, когда за ней следят. Но она — еще одно подтверждение моей невидимости, — холодно добавил он. — Я встретил ее на улице. Ее! — Он показал ножом на задыхавшуюся на полу фигурку. — Я не мог ошибиться. То же лицо, только прошло больше двадцати лет. Я никогда не забывал о ее матери.

Труда опять застонала. Рот исчез под кровавой пеной. Дыхание стихло.

Макалпин поднялся.

— Ей нужна помощь!

— Нет, — возразил Лиск, и в глазах промелькнула искра безумия. — Нет. Пусть будет так, как решил Господь.

— Я не позволю ей умереть!

— Она не заслуживает жизни. И ты это знаешь.

Макалпин повернулся к Лиску и показал на нож.

— Отдай его.

— Нет. — Священник был спокоен и уверен. — Алан? — мягко произнес он. — Это все — за тебя.

— За меня? Но я любил ее!

— Она обманула тебя. Твоему брату это стоило жизни. Все это. Ты никогда не знал ее. А я знал! Она была стервой!

— Она была ангелом, — ответил Макалпин. — Ты ошибался. Но сейчас ты можешь поступить правильно. — Он протянул руку за ножом. — Пожалуйста, Джордж.

— Нет. Этот нож — мой. — Лиск взглянул на Труду, как художник, оценивающий свою работу и размышляющий, не следует ли добавить последний штрих. Он удовлетворенно кивнул и отвернулся.

Макалпин вытер пот над верхней губой тыльной стороной ладони. Он знал, что нужно выиграть время, которого у Труды не было.

— Этот нож твой? А что случилось с тем, которым ты пользовался раньше?

— Я не мог к нему подобраться. Ваши перевернули в «Фениксе» все вверх дном. Но я решил, что этот вполне подойдет.

Макалпин покачал головой: