Почти потеряв счет минутам, Морган бродил среди развалин дворца, венчавшего когда-то Скалу демонов. Он старался проникнуть в замыслы зодчего, восстановить их по уцелевшим частицам: зачем проложили эту дорожку; куда вели эти обломанные ныне ступени — на второй этаж; что такое эта выемка в камне — саркофаг или ванна, и если ванна, то как ее наполняли и как сливали воду? Разгадывать эти маленькие загадки оказалось так интересно, что инженер не обращал внимания на нарастающую жару, на солнце, взбирающееся все выше в безоблачное небо.

Раскинувшиеся внизу, под скалой, изумрудно-зеленые поля пробуждались к жизни. Небольшие автоматические тракторы, будто яркие букашки, ползли колонной к рисовым плантациям. Работяга-слон — невероятно, но факт — старался вытолкнуть обратно на дорогу автобус, похоже не рассчитавший поворота на высокой скорости; до Моргана долетал резкий голос погонщика, восседавшего у слона на холке, позади огромных ушей. А со стороны отеля «Яккагала» по аллеям Садов наслаждений уже растекались, как воинственные муравьи, первые группы туристов, — значит, упоительному одиночеству вот-вот наступит конец…

Ну и бог с ним; разумеется, тут можно провести всю жизнь, вникая в подробности, — но инженер уже увидел фактически все, что хотел, и разрешил себе немного отдохнуть на гранитной, покрытой резьбой скамье, поставленной почему-то на самом краю двухсотметровой бездны.

Скамья была обращена на юг, и взгляд Моргана неторопливо скользил по отдаленной линии гор, укутанных синей дымкой — утреннее солнце еще не успело ее разогнать. И вдруг он понял, что самый высокий белый контур на горизонте — вовсе не облако, не случайное создание ветра и водяных паров; этот мглистый контур отличался безупречной симметрией и словно парил над меньшими своими собратьями…

Это так потрясло инженера, что он утратил свое хваленое самообладание: все затмило ощущение чуда, почти благоговейный трепет. Он и не догадывался, что отсюда, с Яккагалы, так ясно видна Священная гора. Но сомнений не оставалось: гора неторопливо сбрасывала ночные тени, готовясь встретить новый день, а если он преуспеет в своей миссии, то и новую эру.

Морган знал назубок ее размеры, ее геологическое строение, изучал ее по стереокартам и по снимкам, сделанным со спутников. Но только сегодня, впервые увидев гору собственными глазами, он действительно поверил в ее реальность; до сих пор все связанное со Священной горой было, в сущности, только теорией. А то и хуже чем теорией: не однажды в тягостные предрассветные часы Моргана посещали кошмары, в которых весь проект рисовался ему нелепой химерой, способной разве что — какая уж там слава! — сделать своего создателя посмешищем в глазах всего человечества. «Бред сумасшедшего» — так в свое время отозвался об идее Гибралтарского моста один из именитых коллег инженера; что-то сказал бы этот оракул о новой его мечте?

Однако препятствия, создаваемые людьми, еще никогда не останавливали Вэнневара Моргана. Его истинным противником была природа — противником честным, который не сплутует и не передернет, но и не замедлит воспользоваться малейшей промашкой, мельчайшей оплошностью. И все враждебные человеку силы природы сосредоточились для Моргана сегодня в синеватом силуэте далекой горы — давней знакомой, к которой он тем не менее еще никогда не приближался вплотную…

С того же места, где нередко сиживал Калидаса, Морган сосредоточенно смотрел вдаль, за плодородные зеленые равнины, прикидывая силу своего врага, обдумывая собственную стратегию. Для Калидасы Шри Канда воплощала собой одновременно всевластие духовенства и всесилие богов — и их общий заговор против него, короля-бога. Ныне боги канули в небытие, однако служители культа остались. Это был парадокс, и Морган не понимал его, а раз так, относился к жреческому сословию с настороженностью и определенным почтением.

«Пора спускаться», — сказал он себе. Опоздать еще раз, да к тому же по собственной вине, было бы недопустимо. Но в тот момент, когда инженер поднялся с гранитной скамьи, на которой сидел, он наконец понял, что не давало ему покоя последние несколько минут. Зачем понадобилось располагать это богато украшенное каменное кресло, покоящееся на великолепных опорах-слонах, на самом краю пропасти?..

Морган по своей натуре не мог уклониться от интеллектуальной дуэли. Склонившись над бездной, он вновь попытался с помощью инженерной логики своего века проникнуть в мысли коллеги, ушедшего из жизни две тысячи лет назад.

Даже ближайшие боевые друзья не сумели бы ничего прочесть по лицу принца Мальгары, когда он смотрел долгим прощальным взглядом на поверженного брата, наперсника своих детских игр. Над полем битвы царила тишина, даже раненые уже не стонали — тех, кого не успокоили целебные травы, усмирил милосердный меч.

Помолчав, принц обернулся к человеку в желтой тоге:

— Вы короновали его, преподобный Бодхидхарма. Так окажите ему еще одну услугу. Проследите, чтобы его похоронили с почестями, достойными короля.

Настоятель ответил не сразу, и ответ его был чуть слышен:

— Он разрушил наши храмы, разогнал духовенство. Если он и поклонялся какому-то богу, это был кровожадный Шива…

Мальгара оскалил зубы в свирепой усмешке, с которой преподобному предстояло слишком хорошо познакомиться в те немногие годы, что еще были для него впереди.

— Запомните, почтеннейший, — произнес принц, и каждое слово его сочилось ядом, — он был первенцем Параваны Великого, он сидел на троне Тапробана, и зло, которое он содеял, умерло вместе с ним. Когда тело будет сожжено, позаботьтесь о том, чтобы прах захоронили надлежащим образом, иначе ваша нога более не ступит на высоты Шри Канды…

Маханаяке Тхеро чуть заметно склонил голову.

— Все будет исполнено согласно вашим желаниям.

— И еще одно, — добавил Мальгара, обращаясь к свите, — Молва о фонтанах Калидасы достигла наших ушей даже в изгнании. Мы желаем увидеть их в действии, прежде чем двинемся на Ранапуру…

Погребальный костер Калидасы был разложен там, где монарх восторгался жизнью, — в Садах наслаждений; дым поднимался в безоблачное небо, тревожа стервятников, которые собрались здесь, кажется, со всего острова. Не скрывая мрачного удовлетворения, хоть и терзаемый подчас незваными воспоминаниями, Мальгара следил за тем, как взмывает вверх символ его торжества. Отныне всем и каждому' будет известно, что на этой земле — новый властитель.

А рядом, словно продолжая вековечный спор воды и огня, в небо взвивались струи фонтанов — взвивались и падали, дробя зеркала прудов. Но вот задолго до того, как пламя закончило свою работу, резервуары на скале начали истощаться, и тугие струи опали. Прежде чем сады Калидасы вновь услышат плеск фонтанов, падет великий Рим, армии ислама прокатятся по всей Африке, Коперник лишит Землю титула центра Вселенной, будет подписана Декларация независимости и люди ступят на поверхность Луны…

Мальгара терпеливо ждал, пока костер не взорвется заключительным шквалом искр. Когда растаял последний дымок, победитель поднял глаза к вершине Яккагалы и долго-долго смотрел с молчаливой похвалой на башни дворца.