поблагодарил сына за старания, но другие боги принялись над ним потешаться, за что Фомрир решил и их достойно одарить да так, чтобы навек запомнили.

Я смеялся вместе со всеми до боли в животе над приключениями бога-воина. После таких историй, может, не самых героических и не самых лестных, мое уважение к Фомриру лишь возрастало. Он словно бы тоже пробивал себе место в жизни, ошибался, но старался изо всех сил. И его преданность Скириру, конунгу богов, напоминала нам о том, что верность должна быть у каждого достойного воина. А еще я вдруг вспомнил своего отца. Я не был дома целый год. Как он там без меня? Хорошо ли прошли роды у матери и кого она родила: мальчика или девочку? Помогает ли Ингрид по хозяйству и много ли сломала носов? Не появились ли под Сторбашем новые твари? Слышал ли Эрлинг о моих деяниях? Знает ли о третьей руне? Донеслась ли до него песня Хвита?

— Тогда я продолжу! — поднялся угрюмый мужик из хирда Орма.

Я с ним не пересекался ни разу, но его огненно-рыжая шевелюра постоянно мелькала перед глазами. Обычно люди с такими суровыми лицами лишь мечами размахивать горазды, а не истории о богах сказывать. Но его соватажники радостно застучали рукоятками ножей, кружками и кулаками по столу, поддерживая своего скальда.

Рыжий откашлялся, задрал голову наверх, словно мог видеть небо сквозь крышу, и медленно-распевно начал вести рассказ.

— Давным-давно, когда мир был молод, захотел юный воин Фомрир совершить великий и славный подвиг, да такой, чтобы воспели в веках. Чтобы сам бог-отец Скирир поразился его мощи и похвалил. Взял он отцовский щит и копьё и пошёл по миру в поисках подвигов. Сначала он встретил змея о двух когтистых лапах длиной в двадцать шагов. Сразил его Фомрир одним ударом копья. Окинул взглядом мертвого змея и подумал, не маловато ли для великого подвига?

Чтец приподнял густые золотые брови и глянул на своих слушателей.

— Маловато! — закричали пирующие. — Разве ж это подвиг?

Я рассмеялся от неожиданности. Понятно, почему этого рыжего так любят в хирде. Он не просто рассказывает, он еще и остальных втягивает в историю.

— Три дня ходил Фомрир по горам и лугам. И встретился ему змей о трёх когтистых лапах длиною в тридцать шагов.

— Ты убил моего сына! — страшно проревел змей, брызжа ядовитой слюной. — За это я тебя сожру с костями!

— Подавишься, — ответил Фомрир и двумя ударами могучего копья убил змея. Окинул взглядом убитого зверя и подумал, не маловата добыча?

— Маловата! Я в уборной и то больше откладываю! — крикнули с дальнего конца стола.

Рыжий нахмурился, печально вздохнул и продолжил:

— Десять дней ходил Фомрир по горам, лугам и оврагам и встретил змея о пяти когтистых лапах и одном крыле длиною в сто шагов.

— Ты убил моего сына и внука! — взревел великий змей, брызжа ядом и дымом. — Затопчу букашку!

— Перетопчешься, — ответил Фомрир и тремя ударами копья победил змея. Взглянул Фомрир на змея и засомневался, а не мелковат ли змей?

— Ой, мелковат!

— У меня в штанах змей об одном глазе и то длиннее будет! — проорал перепивший карл. Одна из девок Сигурда рассмеялась:

— Видела я того змея, даже на ужонка не тянет.

Карл вскочил на ноги, покраснев от гнева. Орм рявкнул:

— Потом ей еще раз покажешь! Сейчас надо дослушать сказ.

Чтец благодарно кивнул хёвдингу и продолжил, но уже без остановок.

— Двадцать дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам и долинам и встретил могучего змея длиною в двести шагов, о семи когтистых лапах и о трёх могучих крыльях.

— Ты убил моего сына и сына моего сына… — начал было громкую речь змей.

— Да понял я, понял, хватит уже, — перебил Фомрир и в две пары ударов сразил змея.

Поглядел Фомрир на мёртвый труп змея и понял, что все ещё не славен сей подвиг, и дальше пошёл.

Сто дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам, долинам и ущельям и встретил великого, страшного и могучего змея о девяти когтистых лапах и о пяти могучих крыльях длиною в пятьсот шагов.

— Даже не начинай! — рявкнул Фомрир. Первым ударом змею язык проколол и четырьмя последующими насмерть убил.

Взглянув на могучее тело, решил Фомрир, что почти достаточно, но решил все же продолжить свой путь.

Двести дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам, долинам, ущельям и перевалам и у подножия серых гор встретил деву прекраснее всех виденных доселе. С поклоном поднесла она воды юному богу, а после жарко поцеловала, на травяной ковёр повалила, и принялись они зверя о двух спинах изображать. И вдруг превратилась дева в змею о семнадцати лапах когтистых и о девяти крыльях могучих длиною в две тысячи шагов.

Сильно удивился Фомрир и такие крепкие слова произнёс, что горы с тех пор красные стоят. Грохнул кулаком по змее Фомрир, расплескал ее по предгорьям и, не обернувшись, ушёл.

Триста дней Фомрир ходил по горам, лугам, оврагам, долинам, ущельям, перевалам и хребтам. Величайший змей на него без слов напал. Огромен был змей и могуч: двадцать семь его лап твёрдо попирали землю, девятнадцать его крыльев поднимали такой ветер, что двухсотлетние дубы валились. От конца хвоста до морды того змея полдня идти нужно было, и всей этой мощью Ургово семя напало на Фомрира.

Долго длилась битва, расплёскивалось пламя по щиту, разило копьё многочисленные сердца, громы и молнии вспахивали и обжигали землю. Лишь спустя три дня израненный Фомрир победил. И, умирая, сказал змей Фомриру, что отомстит ему теперь старший брат Тоург, как только от спячки проснётся.

Замолчал чтец и с прежним суровым видом на место сел. Ярл Сигарр передал ему кольцо со своей руки со словами:

— Изрядно позабавил ты меня своей историей. И ведь я слышал ее не раз, но сейчас оторваться не мог.

Хвит сразу же насупился, набычился. Он всегда злился, если при нем хвалили чьи-то таланты, связанные со сказами или песнями.

Потом встал тихий бледненький юноша из сигурдовых воинов и спутанно пересказал историю про Тоурга и его гибель, только он говорил так тихо, что никто его так и не расслышал. Пьяный карл, который хвастался своим змеем, подхватил на руки девку, что насмехалась над ним, и поволок в комнатушки на другом конце дома. Но уже через несколько минут она вернулась за стол, выпила залпом пиво и громко сказала:

— Ужонок, да и тот норовит в спячку лечь!

Веселье набирало обороты, но мне становилось только хуже. От криков,