Что за ерунда, где я? Нет, сначала поверхностней осмотр себя любимого. Сдергиваю намордник. Хвост и крылья — на месте, лапы целы. Фух, пронесло. Теперь выясняем, где я и как отсюда выбраться. Поганый сморчок подгадил с экспериментами. Или это Лилина… Господи, хоть бы с нею все было в порядке. Она ведь не сгорела? Это магия, точно, магия.

Успокаивая сам себя, я продолжал осматриваться. Жив — это хорошо, вернусь, снесу старичку башку, наколю на пику и выставлю перед гнездом. Я, по милости маразматичного придурка, впух неизвестно во что и неизвестно куда.

Громадный минус, магии не чувствую. Ни грамма, ни миллиграмма волшебства вокруг. Магические техники теперь под большим вопросом. Обидно, однако. Во мне есть некоторый внутренний запас маны, но бездумно расходовать его нельзя.

Пыль потихоньку рассеивалась, тонким слоем осаждаясь на поверхности стен и пола, видимость улучшилась. В окно любезно заглянула луна. Перестав топтаться на месте, смотрю под ноги, не замечая, как они подкашиваются. Потрясение неохотно отпускает захваченный в плен разум.

— «Ротбанд», — читаю я на одном из мешков. Взгляд медленно перемещается на пустую тару из-под минералки, лежащую в углу комнаты с голыми стенами. — «Ессентуки»…

Часть вопросов отпала, зато добавилась другая. На подгибающихся лапах подхожу к окну. Размер белой полярной лисички все увеличивается. Дом напротив я узнаю с закрытыми глазами. Второй подъезд, четвертый этаж, квартира… И что я скажу? Здравствуйте, я ваш дракопапа?

Бред сивой кобылы. Белые халаты лаборантов с каждой минутой все более и более призывно маячат перед носом бывшего гражданина Российской Федерации, а ныне — вольного рурга. Дракона в простонародье. Попадос. Из огня да в полымя. Господи, за что ты гневаешься на меня? За что? Что я тебе сделал?

Интересно, сколько лет здесь прошло? Я помню время, когда на месте этого дома, где я сейчас очнулся, был фундамент. Мы, срезая дорогу, бегали наискосок через строительную площадку до автобусной остановки. На рекламном баннере тогда красовалась будущая башня в двадцать пять этажей с подземным паркингом. Сбоку был указан адрес отдела продаж и номер телефона. Дом, конечно, красовался, а цены за квадратный метр кусались, хотя от богатеньких буратин отбою не было. Судя по мешкам штукатурки, дом готовят к сдаче. Значит, прошло не менее двух лет, если стройку не замораживали, выколачивая с дольщиков дополнительные бабки. У нас это запросто.

С «где» и «куда» разобрались. Осталось дать ход извечному русскому вопросу: «Что делать?» Действительно, еще Герцен в девятнадцатом веке задался им и наказал потомкам добить тематику. Не добили. Измельчали потомки.

— Помогите! — разнеслось на весь темный подъезд.

— Заткнись, шмара! — Грубый мужской окрик и звук удара прервали женский крик.

— Не подходите к нам!

— Мы уже подошли. Девочки, ну что вы ломаетесь?! Вы такие девочки, что уже не целочки, ха-ха-ха! Не бывает девочек-целочек с такими буферами.

Кипящая злость заполнила меня по маковку. Вернуться домой ради того, чтобы с ходу нарваться на каких-то уродов, затащивших в новостройку двух девчонок… Порву… На шнурки порежу…

Стараясь не цокать когтями, выбираюсь в подъезд. Здоровенная площадка и широченная лестница. Сбоку — две лифтовые кабинки. Оказывается, нелегкая занесла меня на третий этаж, а голоса доносятся со второго. Как они меня не слышали, не понимаю. Грохнулся-то я с изрядным шумом. Ладно, проехали. Чужое невнимание нам только на лапу и хвост. Эх, руки бы строителям повыдергивал. Это надо же догадаться оставить на площадке баллоны с кислородом и ацетиленом. Еще один кислородный баллон стоит на пролете. Что они тут режут, что всего в двойном количестве? И где, спрашивается, сторож? Милиция, сигнализация и видеонаблюдение? За баллонами не видать насильников.

— Не трогай меня!

— А то что? — глумливо отвечает невидимый, но уже скоро совсем мертвый клиент. Собаке — собачья смерть.

Так, тихонько. Вдоль стеночки. А вот и я! Сюрприз!

Три урода и две девчонки, похожие как две капли воды… Сердце подпрыгнуло и сделало попытку вырваться из груди. Вот они, нашлись духовные связи, оборванные, но не исчезнувшие… Машутка и Дашутка. Как они выросли…

— А-а-а! Штырь!

Щелкнул спусковой крючок пистолета в руках худого как оглобля типа в кожаной куртке и кепке-восьмиуголке. Звук заставил меня сорваться в атаку. Удар, подсечка хвостом, добивающий когтями по горлу. Разворот, зубы смыкаются на толстой ляжке небритого качка. Культурист верещит, как укушенная за ягодицу продавщица гастронома. Громко и противно:

— А-а-а! Пусти меня, пусти!

Пущу я тебя, не беспокойся. На ленточки для бескозырок! Подбрасываю здоровенного мужика словно пушинку и добавляю кинетики в импульс. Разбив подъездное окно, качок вылетел на улицу. Глухой удар, перемежаемый хрустом. Металлический щелчок, звук передергиваемого затвора. На одних инстинктах ухожу в сторону. Выстрел. В сторону. Выстрел. Приглушенный свист. Тара с ацетиленом обзавелась дыркой, через которую стремительно выходит газ. Выстрел. Синий баллон с площадки качнулся и полетел вниз.

— Изыди! Сдохни! Сдохни!

Третий урод разряжает в меня восемь пуль. Две находят цель, остальные улетели в белый свет как в копеечку, по ходу пьесы зацепив газовые баллоны. Последнее, что я успеваю сделать, — это, выпустив неприкосновенный запас маны, накрыть дочек крыльями…

Взрыв…

Боль…

В этот раз тебе, Скайлс Сергеевич, так просто не выкарабкаться. Отбегался и отлетался, родимый. Холодное дыхание костлявой леди с косой ощущается уже физически, я чувствую, как жизнь капля по капле покидает меня. Взрывы, огонь, как банально. Почему так? Как там мои девочки, доченьки… Ни за что не прощу себе… Странно, почему ничего не горит? Это я так?

— Даша, кто это?

Левый глаз ничего не видит, выгорел или вытек… не знаю, зато правым различаю две испуганные перепачканные мордашки дочек. Спас, спасибо, Господи! Живые, хоть здесь успел.

— Ты глянь, Маха, настоящий дракон!

— Осторожно… мамочки, мамочки, — запричитала Маша. — Он нас спас… мамочки… Ой, он шевелится! А-а-а!

— Заткнись! — Даша всегда была более хладнокровной и сейчас одним грозным словом привычно остановила истерику у сестры.

Когтем пишу на закопченной стене детские прозвища дочек: «Привет, Пипка и Кнопка!»

— Папа?! — сдвоенный возглас на весь город. Быстро они, не думал я, что они моментально догадаются. — Папа!

«Умирать не больно». И улыбающийся смайлик…

Умирать действительно не больно. Холодно.

Дежавю. Где-то я уже это видел. Мироздание обожает повторять удачные шутки. Я умер. Да, я умер, но я выжил! Зачем я опять выжил, спрашивается? А Маша и Даша? Что с ними? Осознав себя, я забился изо всех сил. Кокон, в котором я оказался, треснул, выпустив пленника наружу. Кувыркнувшись через голову, выкатываюсь из непонятного логова и шлепаюсь на горячий камень. Мама!