чем за сто миль. Боб Стар и Хал Самду тащили носилки, сооруженные из металлических дверей, выломанных на корабле. На носилках была пища, вода и оружие.

Их шаги музыкально звенели над плоской бесконечностью поверхности планеты. Эта удивительная субстанция была совершенно гладкой и твердой, и ноги скользили по ней. Нигде, насколько они видели, она не нарушалась ничем выдающимся. Поначалу им было трудно идти; Жиль Хабибула дважды растянулся. Но было и преимущество: носилки, поставленные на поверхность, скользили при малейшем усилии.

— Целый мир под броней? — удивился Боб Стар. — Это металл?

— Это не металл. — Джей Калам покачал головой. — У меня оставалось время для изучения после того, как я закончил проверку атмосферы, однако я до сих пор не знаю, что это такое. — Он тяжело пожал плечами. — Это тверже алмаза и прочнее стали. Кислоты на него не действуют. Он не поглощает и не выделяет тепла. Возможно, это вовсе не материал, а некое стабильное силовое поле, более или менее похожее на зеленый барьер.

Как это ни удивительно, проверки показали, что атмосфера пригодна для дыхания. Большое содержание кислорода компенсировало низкое атмосферное давление. Поверхностная гравитация, как сообщил Боб Стар, чуть меньше земного стандарта. Поскольку планета была в четыре раза больше Земли в диаметре, это говорило о том, что ее относительная плотность крайне низка.

На небольшом расстоянии от «Птицы Зимородок» Джей Калам остановился, и все они посмотрели назад. Серебряный крейсер стоял, маленький и одинокий, на синеватой алмазно–ровной поверхности. Это был единственный объект на бесконечном мире, слабо мерцавший под бледно–зеленым небом.

Внезапно у них на глазах из орудийной башни вырвалось голубое пламя. Блестевший корпус быстро раскалился докрасна, из иллюминаторов появилось пламя. Они отправились прочь с сожалением, потому что это был хороший корабль.

— Они наверняка найдут обломки, — сказал Джей Калам, — но я думаю, что они решат, что мы погибли с кораблем.

Они тащились, устало толкая носилки, к красному решету огромной машины, располагавшейся в сотне миль от них. Боб Стар не сводил с нее глаз, апатично удивляясь. Она стояла на квадратной платформе, которая, как он установил, должна быть около двух миль в высоту и десяти в длину. Машина высилась над платформой, столь огромная, что он не отважился попытаться вычислить ее высоту.

Кроваво–красный материал, из которого она была сооружена, сиял как металл. Это был огромный каркас из колоссальных лучей и балок. Тут были движущиеся части, столь сложные и столь странные, что он не мог найти для них ни названия, ни объяснения. В частности, взгляд его уловил большой белый предмет, имевший форму сплюснутого апельсина, который нерегулярно двигался вверх и вниз между двумя очень большими малиновыми пластинами. Все это было заключено в прозрачный зеленоватый купол, который казался в чем–то родственным небу.

Им овладело отчаяние.

— По сравнению с этой машиной, — пробормотал он, — мы — не более чем пять мух.

Они продолжали брести. В идеально чистом воздухе машина всегда выглядела так, будто до нее можно было дотронуться в любую минуту. И она всегда отступала, издеваясь над их жалкими усилиями. Наконец, уступив жалобным стенаниям Жиля Хабибулы, они остановились. «Птица Зимородок» пропала из виду. Они сгрудились в маленький круг возле носилок на необъятном мерцающем пространстве. Они поели, напились, экономно расходуя продукты, и попытались отдохнуть.

Ветра не было. Холодный воздух был гнетуще неподвижен. Зеленое небо не менялось. Облака отсутствовали.

— Планета не вращается, — прокомментировал Джей Калам. — Здесь нет ни погоды, ни даже времени. Это неизменный мир.

Над ними нависла грозная тишина. На этой огромной равнине никто не жил, не двигался и не подавал голоса. Зеленые небеса были в равной мере лишены жизни или движения. Холодный диск пурпурного солнца висел неподвижно высоко над ровным горизонтом. Они видели сияющие линии тройного луча, направляющиеся к ним. Множество планет неподвижно застыло в бледно–зеленом вакууме. Они не двигались, не меняли положение.

Жиль Хабибула вытер пот с желтого лба обратной стороной руки.

— Ах, я, несчастный, — застонал он. — Какой неподходящий и жуткий мир для того, чтобы умереть в нем! Однажды, в одном безнадежном походе, Жиль Хабибула пронес бутылочку вина сквозь смертельные преграды континента, гораздо большего, чем драгоценная Земля. Однако потом он встретился с врагами, которых не мог понять. Он никогда не испытывал такой нужды в светлой силе вина. — Он похлопал по мешкам на волокуше и нашел бутылку какого–то редкого разлива с астероида. Поглядев на нее ревнивым взглядом, он предложил ее по очереди всем остальным и затем с благодарностью осушил сам.

Даже Джей Калам был слишком утомлен, чтобы скрывать подавленность.

— Это верно, — сказал он, — что никогда еще дела не обстояли для нас так плохо, даже тогда, на Убегающей Звезде. Хотя твари, с которыми мы тогда встретились, были способными учеными и страшными врагами, они все же были проигравшими и разбитыми беглецами из своей среды обитания.

Но кометчики их превзошли. Существа с Убегающей Звезды были смертны, мы могли их иногда убивать, а кометчики бесплотны. — Он сжал тонкие губы. — Я очень сомневаюсь, что какое–либо из сделанных человеком орудий может уничтожить одного из них.

Вздрогнув, Хал Самду уставился на него.

— Даже Аладори?

Джей Калам покачал головой.

— АККА уничтожает все материальное, однако я не уверен, что кометчики материальны.

— Ах, да, Джей, — прохрипел Жиль Хабибула. — Это всего лишь жест отчаяния. В своей попытке разгромить кометчиков и уничтожить Стивена Орко мы — не более чем пять муравьев, кочующих по всей Системе…

Сопящий голос сменился молчанием. Тусклые глаза, глядящие в зеленое небо, казалось, наполнились влагой. Он тяжело вздохнул.

— Хорошо, — сказал он, — что мы выпили вино.

Боб Стар увидел далекий объект, быстро скользящий к ним в зеленом свете. Он двигался в сторону «Птицы Зимородок». Джей Калам схватил Жиля Хабибулу за руку.

— Не беги, — сказал он, — бежать здесь некуда. Если мы ляжем, возможно, нас не увидят.

Боб Стар рухнул возле Кай Нимиди. Он схватил ее за руку и в отчаянии прижал к себе. Лицо ее было белым от напряжения, измученным. Бледные губы дрожали. В глазах был неодолимый ужас. Жалость вонзилась в его сердце, словно нож.

Раздирающий нервы звук оторвал его от девушки, он вскочил, ошеломленный и испуганный. Некоторое время он не мог понять, что это за звук. Потом догадался, что это кричит Жиль Хабибула. Старик дрожал, медленно опускаясь на колени. Лунное лицо его было желто–серым, искаженным ужасом. Маленькие круглые глаза — неподвижны, блестящи, выпучены.

— Что такое, Жиль?

— Смерть моя! — всхлипнул старик. — Эта ужасная тварь, или похожая на нее, та, что съела