– Оставлю. Вы уверены, что мне стоит продолжать работу Гамбезона?

– Гамбезон не в состоянии проводить опыты. Он занимался ими, лишь когда мне не хватало времени. Его не хватает и сейчас, тем более скоро наверняка возникнут сложности с навигацией. – Рикассо остановился у зеленого вертикального пульта с индикаторами в верхней части. Он отрегулировал рычажок – аппарат негромко щелкнул и зажужжал.

Кильон подумал о работе, которую проделал здесь Рикассо, о долгих неблагодарных часах бесчисленных экспериментов. Обо всех обескураживающих провалах, об окрыляющих улыбках удачи, многие из которых оказались миражами. Как будто изнуряющий труд пропитал воздух этой комнаты, въелся в стены и мебель. Если провести каждого ройщика через эту лабораторию и заставить почувствовать железную дисциплину и самоотдачу, которую проявляет здесь Рикассо, никто больше не усомнится в его преданности Рою.

– Вы оказываете мне доверие, – негромко проговорил Кильон. – Я очень это ценю.

– Нам нужна сыворотка-пятнадцать; ты, доктор, можешь над ней работать. Если честно, у нас просто нет выбора.

Кильон горестно улыбнулся:

– Я сам не раз бывал в таком положении. Почти привык.

– Тогда ты знаешь, каково это. – Проверив клетки, Рикассо повесил тяжелый топор на стену. Зеленый пульт снова щелкнул и зажужжал. – Ладно, признаюсь, я в тебе сомневался. Долго сомневался. Ты обманывал нас, и я гадал, маска передо мной или твое истинное лицо. Сомнения отпали, едва ты рассказал мне об угрозах Спаты.

– С записной книжкой пока ничего нового. Не понимаю, чего именно добивается Спата.

– Просто выжидает. Как змея, копит свой яд. Думаю, нам с тобой нужно остерегаться. Атака последует непременно. Вопрос только – когда и где. – Рикассо огляделся и вздохнул. – Впрочем, сейчас у нас обоих есть дела. Я оставлю тебя здесь и займусь своими, ладно? Позабочусь, чтобы тебе поскорее выдали револьвер. Линии отвода секрета проверять пока не надо, я их уже проверил.

– Нет проблем, я справлюсь, – отозвался Кильон.

За Рикассо захлопнулась дверь, и Кильон почувствовал, что борги наблюдают за ним, следя за его движениями с невозмутимой внимательностью котов.

Рой летел медленно: экономил топливо, осторожно огибал западный край Напасти. Граница необитаемой зоны – кратчайший путь к Клинку, но авиаторов одолевало дурное предчувствие. Граница Напасти скрывалась за горизонтом, но они боялись ее, как в древности моряки боялись отдельных участков океана, якобы кишевших водоворотами, сиренами и морскими чудищами. Инструменты проверялись с двойным усердием: вдруг границы Напасти сдвинулись? Двигатели обслуживали с особой заботой: ходкость кораблей – единственный ответ Роя капризам ветров, которые без зазрения совести дули на Напасть.

Кильон держался незаметно. Забот ему хватало на целый день, сон не требовался, поэтому он работал и по ночам. Он помогал лечить больных и раненых, попавших на борт «Переливницы ивовой». Из-за недомогания Гамбезона дел прибавилось. Кильон часами трудился в лаборатории, зачастую один, хотя Рикассо спускался к нему, улучив свободную минутку, изучал записи, перепроверял концентраты и реагенты, задействованные в испытании и очищении сыворотки-15. Кильону выдали собственный ключ – еще один знак доверия Рикассо. Доктор спрятал ключ в сумку, с которой не расставался ни на минуту.

Когда выдавалась свободная минута, Кильон читал. Он и прежде заглядывал в личную библиотеку Гамбезона, пользовался справочниками, а сейчас мог просиживать там бесконечно. Библиотека, слишком большая, чтобы брать на «Репейницу», казалась сокровищницей, полной шедевров в кожаных переплетах. Помимо кратких отчетов докторов, служивших на корабле у Куртаны, в ней хранились бесчисленные трактаты о болезнях, патологиях и искусстве врачевания. Многие книги и свитки были написаны на непереводимых или мертвых языках, но даже сопроводительные иллюстрации представляли огромный научный интерес. В одном древнем томе, едва не разлетевшемся, стоило его открыть, обнаружились пугающе красивые голограммы. Кильон осторожно листал книгу – перед глазами мелькали нейросрезы с надписями курсивом. Старинная книга оказалась редким, драгоценным артефактом, не потерявшим актуальности при зональных сдвигах, сущность которых в ней объяснялась скорее органическими процессами, чем механикой. На пыльных страницах Кильон ощущал дыхание веков, а когда добрался до фронтисписа, увидел год издания – тысячелетие назад от нынешнего года, – набранный узнаваемыми, пусть и странноватыми, цифрами. Книга явилась из прошлого – из эры, когда использовали другой календарь, когда часы еще не переставили на ноль.

Кильон чувствовал себя немного виноватым перед Гамбезоном, ведь неограниченный доступ к его библиотеке он получил благодаря болезни доктора, но очень радовался собственной занятости. Она позволяла не думать о Спате и не пересекаться с коммандером. После памятного разговора они не встречались, и Кильон уже подумывал, что после инцидента с записной книжкой тот потерял к нему интерес.

Подумывать он так подумывал, но холодный рассудок подсказывал, что это самообман.

Утром третьего дня Кильона вызвали в зал. Там уже сидела в низком кресле у журнального столика Мерока и лениво чесала забинтованное плечо. Кроме нее, в зале был только Рикассо. При виде Кильона он отвернулся от окна.

– Мясник, без тебя мне ни слова не говорят, – подняла голову Мерока.

– Что-то случилось? – спросил Кильон.

– Еще не факт, – отозвался Рикассо. – Хочу попросить вас обоих о помощи, поэтому ждал, когда ты подойдешь. Дело касается Клинка. Мы получили новые разведданные.

– Я не рассчитывал на новости, пока мы ближе не подлетим, – сказал Кильон.

– И я не рассчитывал. Но я не принимал в расчет черепов. Помните корабль, который мы захватили в ночь перед отлетом с топливного хранилища?

– Не знал, что вы взяли пленных, – проговорил Кильон.

– Их мы и не взяли. Зато взяли все документы в целости и сохранности. Часть оказалась очень… информативной. Для неисправимых варваров черепа поразительно аккуратные стенографисты. Пока не прибился к группе, которая нам встретилась, «Громила» действовал самостоятельно. Его экипаж прослушивал Девятую Радиальную, ту самую телеграфную линию, которая, по сообщению «Крушинницы», до сих пор функционирует.

– Я думала, черепа разрушают семафорные линии, а не прослушивают, – проговорила Мерока.

– Одному кораблю телеграфную станцию не отбить, – заметил Рикассо. – Так или иначе, черепа интересуются городом не меньше нашего. Телеграфные сообщения они перехватывали намного дольше, чем удалось «Крушиннице». – Рикассо кивнул на журнальный столик. На нем лежали коричневые папки с расшифровками. – Вот что у нас получилось. Мы до сегодняшнего дня занимались расшифровкой, часть записей черепов так и не разобрали; впрочем, имеющегося пока хватит. Если все правильно, теперь мы куда лучше представляем, что творится в городе. Серьезных противоречий сведениям, добытым «Крушинницей», нет, хотя ситуация предстает в ином свете. – Рикассо махнул рукой в знак приглашения. – Откройте папку, прочтите расшифровку. Вам предоставляется неограниченный доступ. Условие одно: как клиношники, предупредите, если что-то покажется откровенной ерундой. По-другому проверить достоверность информации мы не можем.