– Я покажу, Шура. Я знаю, где хранится инвентарь, – вставил Николай Всеволодович.

Я с трудом сдержала улыбку. По всей вероятности, пирамидостроитель проводил часть своего времени в компании с этим инвентарем, догадываясь, что рыжей с хахалем не придет в голову затевать уборку.

Серега смолчал. Мы же с Татьяной и Светкой поднялись из своих кресел. Николай Всеволодович поцеловал нам всем ручки и расшаркался. Серега только буркнул прощальные слова себе под нос.

Мы с Татьяной загрузились в мою машину, Ковальчук со Светкой сели к шоферу Александра Евстафьевича.

– Опять их туда понесло?! – взревел Иван Захарович. – Не упускать из виду! Людей Ящера отсечь. Сразу! Сейчас! – Сухоруков повернулся к Вадиму. – Дело близится к развязке. Нутром чую.

* * *

– Тахир? Да. Договорились. Опий и переработка. У него есть люди, способные изготавливать героин не только из опия-сырца, а из ВСЕЙ растительной массы опийного мака. Он все берет на себя.

Прямо из особняка Александра Евстафьевича я решила заехать к родителям Сергея и забрать у них ключ от его квартиры. О своем появлении предупредила их заранее, позвонив с мобильного. Поднималась я к ним одна, оставив Таню в машине. Ключ мне, конечно, отдали без звука. Анна Павловна, мать Сергея, с робким выражением лица сделала попытку открыть рот. Я знала, о чем она хочет спросить.

– Проводите меня, пожалуйста, до машины, – сказала я, не исключая, что в квартире Серегиных родителей вполне может быть установлена подслушивающая или даже записывающая аппаратура. Причем кандидатов на установку было несколько.

Анна Павловна с Иваном Сергеевичем закивали головами. Серегина мать набросила на плечи легкий плащ, отец надел пиджак.

– Юля, с ним все в порядке? – спросили меня Серегины родители в лифте.

– Он жив и здоров. Ему нужна одежда. Я за ней и еду.

– Деньги? Какие-то документы? Хотя…

– Если что-то еще понадобится – я приеду. Этот ключ пока оставлю у себя.

– Да-да, конечно, Юленька. Как ты скажешь. Ты лучше нас знаешь.

– И пожалуйста, думайте, о чем говорите в квартире!

– Юля, ты в самом деле считаешь?.. – спросил Иван Сергеевич.

– Считаю.

– Мы… никак не можем увидеть Сережу? – Его мать вытерла увлажнившиеся глаза.

– Боюсь, что в ближайшее время – нет.

Иван Сергеевич кивнул с самым серьезным видом. Анна Павловна, постоянно утирая слезы, попросила меня передать Сереге, чтобы он берег себя, чтобы зря не рисковал. Если ему понадобятся деньги – они продадут квартиру, все продадут, только бы помочь единственному сыну. Пусть только скажет, что нужно.

Меня Анна Павловна на прощание перекрестила. Родители Сергея стояли у своего подъезда, пока я не уехала. Мне было их искренне жаль.

– Слушай, ведь нормальные же вроде родители, – заметила Татьяна. – А вырос такой урод.

– Бывает, – вздохнула я.

Вечером, сидя у Татьяны, мы снова вернулись к событиям сегодняшнего дня. Просто не могли не прокручивать их в голове снова и снова.

– Юль, как ты считаешь, наркота в самом деле может до сих пор лежать где-то за границей? – спросила Татьяна.

– Не думаю. Я считаю, что Серега просто хочет вырваться из страны. Да, наверняка от партнера его тестя или от Елены Сергеевны остались какие-то банковские ячейки. Может, даже недвижимость…

– У Серегиной тещи ведь все Иван Захарович выгреб, – напомнила мне Татьяна. – Он же сказал тебе, что мост собрался строить на найденные деньги[3].

– Это те два миллиона, из-за которых Серега оказался в «Крестах» и произошло столько смертей, включая и гибель Елены. Но могли быть и другие деньги. И явно были. И Серега хочет их выцарапать. При помощи адвокатов, специализирующихся по наследственным делам. Он завлекает Ковальчука, обещая тому пятьдесят процентов. Надеется на русский авось. Вскроют ячейку – а там будь что будет! А вдруг еще какой-то груз обнаружится? Героин, экстази, ЛСД, фиг его знает что! Серега, пожалуй, сам не в курсе, что где лежит и лежит ли вообще. Но он на это явно рассчитывает.

Татьяна кивнула задумчиво.

– Ты все-таки намерена ему помогать? – спросила она.

– Нет, – твердо ответила я. – Одежду я передам через Светку. Завтра с ней где-то пересекусь. Я не поеду с ним за границу. Ты же знаешь: я могу и хочу жить только в этой стране.

– Ты вообще ничего не намерена предпринимать в плане Сергея?

– Вот именно – ни-че-го, – по слогам произнесла я. – Я не намерена ни помогать ему, ни мешать. Конечно, я не буду его закладывать. Никому. Ни органам, ни Ивану Захаровичу, ни Ящеру. Пусть выкручивается, как хочет.

Я думала, что Серега выкрутится. Может, сделает пластическую операцию. Уж он-то найдет, чем ему заняться на Западе. Будет дурить западных лохов.

Нашу беседу прервал звонок телефона. Нас с Татьяной добивался опер Андрюша. Приятель сообщил, что завтра мой законный муж и Татьянин любовник покидает гостеприимные «Кресты», пребывание в которых, по словам немца, было для него исключительно познавательным.

– Он – первый, кого я знаю, кому там понравилось, – сообщил приятель. – Хотя на Западе много идиотов, любящих экстремальный туризм. Замаялись они в своих спокойных Европах, вот и ездят к нам за острыми ощущениями. Твой, Юля, муж… то есть придурок, заявил, что он хочет открыть туристическую компанию совместно с руководством СИЗО «Кресты»! Для западных козлов, тьфу, то есть экстремалов, желающих вкусить русского экстрима.

Меня, конечно, заинтересовало, как руководство нашего ГУИНа отнеслось к идее подобного совместного предприятия.

– Думают, – хмыкнул Андрюша.

«А почему бы и нет?» – прикинула я. Деньги-то «Крестам» нужны – хотя бы на питание осужденным, на ремонт, на премии сотрудникам, в конце концов. Найдут куда потратить. Есть тюремный магазин, так почему бы не появиться и туристической компании для развлечения чокнутых иностранцев?

Я вообще считаю: чтобы покончить с преступностью в Западной Европе и Америке, их осужденных нужно отправлять отбывать наказание в наши тюрьмы и колонии. После этого основная масса западных преступников неизбежно должна стать законопослушными гражданами. А то наслушаешься об условиях пребывания в их тюрьмах и понимаешь: многие наши граждане и на свободе живут в гораздо худших.

– Юль, меня ребята из нашего Управления просили тебе передать: поведай потом, до чего немец в конце концов додумается и что он делать станет. Всем интересно! А ты уж встреть его завтра на Арсенальной. Чтобы он и этот этап своей жизни прочувствовал: первый глоток свободы, объятия друзей, поцелуй любимой женщины, пьянка… Ну, в общем, ты весь процесс не хуже меня знаешь.