– Матвей Яковлевич, стреляли наверняка с глушителем.

– А кто этих вызвал?

– Это не я.

– Вот что, Саша, подбери себе напарника… а лучше двух.

…Взволнованная, волнующаяся Леночка встретила его в приемной горячим кофе и участливыми взглядами.

– Матвей Яковлевич, как вы себя чувствуете? – Она уже все знала и сопереживала. – Я отменила все встречи на утро. Правильно?

Варнавский не выразил энтузиазма, но в душе был благодарен секретарше. Сейчас ему нужно было спокойно подумать.

Минут через десять он принял единственно правильное решение. Варнавский соединился с канцелярией Президента, а конкретно с помощником, курировавшим работу силовых ведомств.

– Ты, Матвей, прямо телепат – я сам только собирался тебе звонить, – зазвучал в трубке вкрадчивый баритон помощника Президента. – Во-первых, спасибо за содействие, а во-вторых, расскажи, что там у тебя творится. Дошли слухи, что в тебя стреляли.

– Рассказываю: во-вторых, стреляли вовсе не в меня и, во-первых, всегда рад помочь. – Варнавский недавно оказал ему небольшую услугу – замолвил пару слов в соответствующих кругах, и племянник нужного человека, не имея экономического образования, стал управляющим в крупном коммерческом банке. Теперь Варнавский очень рассчитывал, что и его просьба будет услышана и исполнена.

– Ну спасибо, успокоил.

Варнавский не совсем понял, что именно успокоило помощника Президента – несостоявшееся покушение или его готовность к дальнейшему сотрудничеству, но уточнять не стал.

После обеда позвонил Марфин:

– Мы его взяли.

– Кого?

– Киллера этого доморощенного. Этот тип, которого кончили, чиновник в правительстве Москвы. Мелкая сошка, но, по оперативным сведениям, контролировал проституток на Юго-Западе. Так что никакого касательства к тебе – обычный передел сфер влияния.

– Не ошиблись?

– Нет, тут все прозрачно. Он даже из города не убрался, и глушитель у него нашли. Он и сам сутенер со стажем. А туда же, в киллеры записался, уходил по крышам, и его полгорода видело. Козел.

У Варнавского отлегло от сердца, но распоряжение усилить собственную охрану он отменять не стал.

В кустах стояла Люда, секретарша адвоката Барщевского. Ни слова не говоря, я схватил ее за локоть и потащил в дом. Когда мы зашли в освещенный подъезд, она заметила мой промокший от крови плащ.

– Ой, что это с вами? – ужаснулась она.

Я попытался улыбнуться:

– Следы бандитских пуль.

Она моментально побледнела и стала медленно опускаться на пол.

Вот не было печали! Теперь свободной рукой я вынужден был тащить за собой еще и Люду. К счастью, она скоро очухалась.

– Значит, это все правда… – проговорила она.

Что именно, интересно? Однако медлить было нельзя: я уже потерял довольно много крови.

Попав в свою квартиру, я первым делом перевязал рану, которая действительно, как я и предполагал, не оказалась серьезной. Пока я этим занимался, Люда сидела в комнате и, стараясь не смотреть в мою сторону, курила.

– Так что тебя привело сюда так поздно?

Вместо ответа она вытащила из сумки сложенный вчетверо листок.

– Вот. Прислали сегодня вечером.

Я развернул бумагу. Это был факс от Барщевского:

"Привет, Юра!

Сейчас, когда я вместе с семьей чувствую себя в относительной безопасности, наконец появилась возможность предостеречь тебя от необдуманных шагов. Как ты знаешь, я должен был защищать Удогову, дело которой передали тебе. Поначалу оно мне, как, я уверен, и тебе, показалось плевым. Однако буквально на следующий день ко мне в контору явились двое чеченцев, которые буквально с порога потребовали, чтобы я, во-первых, не встречался с Удоговой, а, во-вторых, немедленно подал ходатайство об освобождении подзащитной из-под стражи. Они готовы были уплатить любую сумму. За услуги пообещали хороший гонорар. Первая просьба меня несколько удивила, но во второй ничего особенного или противозаконного не было. В конце концов эти чеченцы могли оказаться ее родственниками. Короче говоря, на следующий день я подал ходатайство прокурору. Вечером ко мне явился следователь Кулешов, который сыпал непонятными фразами, туманными угрозами и вообще вел себя как псих. Как я понял, он хотел, чтобы я отозвал ходатайство об освобождении Удоговой. Я, понятно, ему отказал. В этот же день во дворе сожгли мою машину, а прямо с утра в мою квартиру нагрянула неизвестно откуда взявшаяся «братва», которая потребовала огромные деньги. Потом позвонил Кулешов, и из его бессвязной речи я понял, что и машину и «братву» устроил именно он. Я пошел в прокуратуру и отозвал свое ходатайство. Вечером ко мне опять пришли те самые чеченцы, которые уже открыто угрожали мне и даже порывались забрать с собой мою жену. Мне пришлось пообещать им снова подать ходатайство. На прощание они подожгли мою дверь. Утром я едва успел добыть справку о болезни, оставить ее у Генриха, подать в суд еще одно ходатайство, схватить жену и детей, снять со счета все свои деньги и уехать. Куда – сказать, по понятным причинам, не могу. Боюсь.

Когда я позвонил Люде, она сказала, что защиту по этому делу поручили тебе. Мой тебе совет – не связывайся. А то окажешься меж двух огней, как я. А если уже успел вляпаться – собирай манатки и рви когти. Голова на плечах важнее, чем какие-то там чеченские разборки. И еще. Из разговоров чеченцев я понял, что речь идет о каком-то огромном наследстве, которое якобы принадлежит сидящей в тюрьме Зое Удоговой. И что с делом связан какой-то очень большой человек, кажется, из правительства. Согласись, в такой обстановке надеяться совершенно не на что. Люда передаст тебе это письмо, надеюсь, оно не опоздает и все будет хорошо.

Валера"

Ну вот все и выяснилось. Мои предположения, что Кулешов непосредственно связан с делом, оказались правильными. Значит, Валера тоже лишился машины, причем точно таким же способом, как и я. Видимо, Кулешову нравится жечь чужие машины. «Большой человек из правительства» – это, конечно, Варнавский. О наследстве я узнал от самой Удоговой, письмо Барщевского это только подтвердило. Знать бы еще, что это за наследство такое, из-за которого, по-видимому, и разгорелся весь этот сыр-бор.

Итак, попытаемся восстановить картину. Зоя Удогова, которая запуталась в своих махинациях, хочет подставить на свое место сестру, которая ничего о ней не знает. Почему именно ее? Наверное, потому, что они очень похожи. Зоя Удогова подкупает следователя Кулешова, который фабрикует липовое дело по анекдотическому поводу – хулиганство и избиение милиционера. В это же время за Верой Кисиной охотятся и другие чеченцы, которые пытаются получить это загадочное наследство, принадлежащее ей. О наследстве Вера, скорее всего, тоже ничего не знает. Получается, что Зое и Варнавскому выгодно держать Веру в тюрьме, а чеченцы, наоборот, хотят вытащить ее оттуда, чтобы получить наследство. Судя по всему, Зоя, когда узнала о наследстве, решила, и это вполне естественно, получить его сама. При этом ей еще более выгодно, чтобы Вера оставалась в Бутырке. Непонятно только одно: почему чеченцы еще не навестили меня? Не успели пронюхать, что я занимаюсь делом Удоговой? Вряд ли. У них изменились планы?