— Он очень умный человек, Гарри, этот Виктор Шукшин, умный и жестокий. Я иногда ощущала в нем эти качества, они приводили меня в замешательство и одновременно привлекали. Ведь я тогда была совсем молодой девушкой! А он был очень привлекательным. В его жилах, как и в моих, текла русская кровь, он был постоянно погружен в мрачные мысли, задумчив, от него исходил какой-то суровый, жестокий магнетизм. Нас тянуло друг к другу, как два противоположно заряженных полюса. Даже сознавая, что у него черное сердце, я сразу же в него влюбилась. Но что касается причины, по которой он убил меня...

— Я слушаю...

Она снова покачала головой, а взгляд ее затуманился от воспоминаний.

— В нем... в нем было что-то такое... это нельзя выразить словами... какое-то внутреннее сумасшествие, не поддающееся контролю. Это все, что я знаю, а конкретно... — Она снова покачала головой.

— Именно это я и хочу выяснить, — вновь повторил Гарри. — И я не успокоюсь, пока не выполню то, что задумал.

— Ш-ш-ш, — вдруг прошептала она, прижимая его к себе. — Смотри!

Гарри оглянулся. От черного дома отделилась маленькая черная точка. Человек шел по дорожке сада, беспокойно оглядываясь по сторонам и нервно потирая руки. На черном фоне его головы сверкали два серебристых овала — глаза. Он двигался по направлению к ограде сада, отделявшей его от реки. Гарри с матерью тесно прижались друг к другу, но видение, призрак Шукшина не обратил на них никакого внимания. Он быстро прошел милю, на минуту остановился, подозрительно принюхиваясь, словно собака, затем продолжил свой путь. Остановившись у ограды, он облокотился на верхнюю перекладину и надолго замер, пристально вглядываясь в спокойно текущие воды реки.

— Я знаю, что у него на уме, — прошептал Гарри.

— Ш-ш-ш-ш, — снова предостерегающе зашептала мать. — Он чувствует присутствие других. Он всегда обладал такой способностью...

Темное пятно возвращалось. Человек время от времени останавливался все так же странно и с подозрением нюхая воздух. В непосредственной близости от сидевшей на траве пары он замер и серебром блестевшими глазами посмотрел куда-то сквозь них. Моргнув несколько раз, призрак Шукшина двинулся обратно к дому, потирая руки. Вот черная точка слилась с чернотой дома, дверь с громким стуком захлопнулась.

Звук эхом отозвался в голове у Гарри, превратился в серию повторяющихся ударов:

«Тра-та-та! Тра-та-та!»

— Тебе нужно идти, — сказала мать. — Будь осторожнее, Гарри. Бедный малыш Гарри...

Гарри проснулся в своей квартире. По солнечному свету, проникавшему через окно в комнату, он определил, что близится вечер. Он проспал не менее трех часов, гораздо дольше, чем намеревался. В дверь постучали, и Гарри вздрогнул от этого стука:

"Тра-та-та”.

Кто это может быть? Бренда? Нет, ее он не ждал. Несмотря на то что была суббота, Бренда задерживалась на работе, делая нарядные прически харденским модницам. Кто же тогда?

И вновь раздалось настойчивое:

"Тра-та-та”.

Гарри спустил ноги с кровати и направился к двери. Волосы его растрепались, глаза были заспанными. Посетители бывали у него редко, и Гарри это вполне устраивало. Подобные непрощенные визиты требовали быстрых и решительных действий. Пока Гарри застегивал брюки и натягивал рубашку, стук повторился.

Сэр Кинан Гормли стоял за дверью и ждал. Ему было известно, что Киф дома. Он был уверен в этом, шагая по улице, подходя к дому, чувствовал это, поднимаясь по лестнице. Гормли ощущал признаки присутствия Кифа в каждой частичке воздуха, поскольку, как и Виктор Шукшин, как Григорий Боровиц, он обладал одним особенным талантом — он тоже был “наблюдателем” и мог безошибочно угадать в находящемся рядом человеке экстрасенса. А Киф обладал такой мощной аурой, какую ему никогда прежде встречать не приходилось. И теперь, стоя перед дверью на верхней площадке лестницы, он чувствовал себя так, словно стоял возле мощнейшего генератора.

Гарри открыл дверь...

Гормли видел Кифа и раньше, но не так близко. За последние три недели, живя в доме Джека Хармона, он часто наблюдал за молодым человеком. Однажды Гормли и Хармон, случайно встретив Гарри, последовали за ним, внимательно, хотя и издали приглядываясь к нему; еще пару раз с ними ходил Джордж Ханнант. Гормли не потребовалось много времени, для того чтобы убедиться в правоте Ханнанта и Хармона относительно оценки Гарри Кифа — этот мальчик и в самом деле был весьма неординарным. Совершенно очевидно, что они не ошиблись: он действительно некроскоп и обладает талантом мысленного общения с мертвыми. В последние три недели Гормли много думал о сверхъестественном даре Кифа. Ему очень хотелось иметь в своем распоряжении человека, обладающего таким талантом. Теперь ему предстояло убедить Кифа.

Моргая сонными глазами, Гормли с головы до ног оглядывал посетителя. Он собирался быстро избавиться от незваного гостя, кем бы тот ни был, поскорее покончить с проблемой и выпроводить его. Однако с первого взгляда понял, что Гормли не из тех, кто быстро уходит. От него исходил дух спокойствия, не самодовольства, но вызывающего уважение чувства собственного достоинства, который в сочетании с приятной улыбкой и требовательно, но дружелюбно протянутой рукой совершенно обезоружили Гарри.

— Гарри Киф? — спросил Гормли, отлично зная, что это именно он, и настойчиво предлагая Гарри пожать протянутую руку, вытянув ее еще дальше. — Я сэр Кинан Гормли. Вы, вероятнее всего, никогда обо мне не слышали, но мне известно о вас очень много. Да что там много! Я знаю о вас практически все!

На площадке было довольно темно, и Гарри не имел возможности хорошо рассмотреть посетителя, он мог составить о нем лишь самое общее представление. Наконец, коротко пожав руку Гормли, он отступил в сторону, приглашая того войти. Рукопожатие, хотя оно и было очень кратким, сказало ему многое. Рука у Гормли была твердой и упругой, холодной, но честной, она ничего не обещала, но и угроза в ней отсутствовала. Словом, это была рука человека, который вполне мог оказаться другом. Если бы не...

— Вы знаете обо мне все? — Гарри не понравилось подобное утверждение. — Ну, это, право, означает не слишком многое. Обо мне и знать-то особенно нечего.

— О, я не согласен с вами, — ответил посетитель. — Вы чересчур скромны.

Теперь, при ярком дневном свете, Киф внимательнее рассмотрел гостя. Ему, наверное, лет пятьдесят-шестьдесят, скорее ближе к шестидесяти. Слегка потускневшие зеленые глаза, морщинистая кожа, аккуратно подстриженные, почти седые волосы, высокий лоб. Рост около пяти футов десяти дюймов. Прекрасно сшитый пиджак не скрывал, однако, легкой сутулости. Сэр Кинан, вероятно, знал и лучшие времена, однако было очевидно, что он и сейчас еще при деле.

— Как мне следует называть вас? — спросил Киф, впервые разговаривавший с “сэром”.

— Называйте меня просто Кинан, поскольку мы вскоре, я думаю, станем друзьями.

— Вы в этом уверены? Я имею в виду — в том, что мы станем друзьями? Должен предупредить вас, что я не стремлюсь заводить лишних знакомых.