Чингисхан так рассвирепел из-за кончины внука, что приказал взять Балтан немедленно. Войско, проломав стену, ворвалось в город и все предало мечу. Чингисхан повелел, чтобы воины никого в плен не брали; всю местность превратил в пустыню, чтобы ни одно творение там не жило. Имя этому месту дали «Мау-курган», что значит «Холм печали». С тех пор никто там больше не селится, и земля осталась необработанной.

Целыми днями Чингисхан сидел около своего желтого шатра, поставленного на вершине горы над обрывом. Под ногами темнели ущелья, казалось, не имевшие дна. Он видел угрюмые хребты и снежные вершины, уходившие в туманную даль, иногда требовал к себе опытных проводников и расспрашивал их о самых кратких путях через Индию в Тибет в монгольские степи.

В лагере воины, обремененные богатой добычей, говорили только о возвращении в родные кочевья. Но никто не решался заявить об этом грозному кагану. Никто не знал его истинных дум, никто не мог предвидеть, какой завтра будет его приказ: повернет ли он войско в обратный путь, или же двинется снова в поход, и не придется ли еще много лет скитаться по разным странам, в дымке пожаров истребляя встречные народы.

В войсках уже слышался ропот из-за долгой стоянки в теснинах афганских гор, где мало корму лошадям. Тогда Кулан-Хатун, желая убедить кагана, что пора возвращаться на родину, пошептались с великим советником, китайцем Елю Чу-цаем, придумала сказку. Елю Чу-цай научил двух смелых нукеров рассказать ее Чингисхану. Эти два монгола явились в ставку и потребовали свидания с Чингисханом, говоря, что имеют сообщить ему нечто важное и чудесное.

Елю Чу-цай провел их к Чингисхану, и они рассказали:

– Заблудившись в горах, мы увидели одного зверя, который имел подобие оленя, зеленый цвет, конский хвост и один рог. Этот зверь прокричал нам по-монгольски: «Вашему хану надо вовремя возвратиться в родную землю».

Чингисхан выслушал сказку спокойно, но приподнял одну бровь и стал пристально рассматривать стоявших перед ним на коленях багатуров.

– В тот день, когда вам показался чудесный зверь, много ли вы пили кумысу?

Багатуры поклялись, что они были бы рады выпить, но в этих голых скалах не только кобылье, но даже козье молоко достать трудно, и в доказательство верности слов подымали большой палец.

Чингисхан обратился к Елю Чу-цаю:

– Ты знаешь мудрейшие книги, в которых открыты все тайны земли, моря и неба. Читал ли ты сказание о таком звере?

Елю Чу-цай принес большую книгу с чертежами и рисунками разных зверей, рыб и птиц вселенной, перелистал ее и сказал:

– Такой редкий зверь называется «мудрый Го-Дуань», и он понимает языки всех народов. Его речь к нашим двум багатурам означает, что в мире происходит чрезмерное кровопролитие. Ныне уже четыре года, как твое великое войско покоряет западные страны. Поэтому вечное великое небо, гнушаясь беспрерывными убийствами, послало зверя Го-Дуаня объявить тебе, государь, свою волю. Покажи покорность небу и пощади жителей этих стран. Это будет бесконечное счастье для тебя, иначе на тебя разгневается небо и поразит молнией. Так объясняет эта древняя книга китайских мудрецов.

Елю Чу-цай говорил торжественно и важно, точно жрец, читающий молитву, а Чингисхан, прищурив один глаз, смотрел на своего советника. Потом он перевел взгляд на багатуров, покорно стоявших перед ним на коленях, и подозвал к себе сперва одного, а потом другого. Наклонившись, он прошептал им что-то на ухо, и каждый шепотом же ему ответил.

Тогда каган, весьма довольный, разрешил багатурам удалиться и приказал дать им кумысу, сколько каждый из них сможет выпить.

– Эти багатуры сметливы и находчивы, – сказал каган своему советнику, – их следует возвеличить. Я спросил по очереди, каким шагом прошел зверь Го-Дуань. И один сказал, что он бежал рысью, а другой – что шел иноходью. Ни один даже совсем пьяный монгол, взглянув на бегущего зверя, так не ошибается. Но я понял сегодня, что войско устало воевать, что в нем растет тоска по родным степям, и поэтому объявляю, что, согласно воле неба, приславшего мне, своему избраннику, чудесного зверя Го-Дуаня, я поворачиваю войско в обратный путь и направляюсь в родной Коренной улус.[164]

На другой день, узнав о решении Чингисхана, все монгольские воины радовались, пели песни и готовились к походу.

Первоначально Чингисхан думал пройти через Индию и Тибет и с этой целью отправил посольство в город Дели к индийскому царю Ильтутмышу. Но путь через горы был еще завален снегами, а царь медлил с ответом и стягивал войска, поставив во главе их Джелаль эд-Дина.

Между тем из Монголии прибыли донесения о новом восстании всегда мятежных тангутов, а вычисления по звездам его советника Елю Чу-цая и гадания шаманов не советовали кагану идти через Индию.

Тогда Чингисхан решил идти обратно тем же длинным путем, каким пришел. По его приказанию население стало расчищать от снега горные перевалы, и в начале весны монгольское войско двинулось в путь.

Еще во время стоянки в верховьях Черного Иртыша Чингисхан, заботясь о своем здоровье и продлении жизни, искал опытных врачей. Ему рассказали о замечательном мудреце Чан-Чуне, который будто бы открыл все тайны земли и неба и даже знает средство стать бессмертным. Про него великий советник и звездочет Елю Чу-цай сказал:

– Чан-Чунь-цзы – человек высокого совершенства. Этот старец давно уже владеет даром быть в обществе облаков, летая к ним на журавлях, и умеет превращаться в другие существа. Отказываясь от всех земных благ, вместе с другими мудрецами он живет в горах, отыскивая философский камень «дань», приносящий человеку долголетие и бессмертие. Погруженный в думы, он то сидит, как труп, то стоит целые дни неподвижно, как дерево, то говорит, как гром, то ходит легко, как ветер. Он много видел, много слышал, и нет книги, которую б он не прочел.

Для отыскания этого необычайного старика Чингисхан приказал немедленно отправить своего испытанного китайского сановника Лю Чжун-лю. Он дал ему золотую пайцзу с изображением разъяренного тигра с надписью: «Предоставляется полновластно распоряжаться, как если бы мы сами путешествовали».

В руки Лю Чжун-лю было, как высшая драгоценность, передано именное письмо от Чингисхана к мудрецу Чан-Чуню, записанное со слов неграмотного великого кагана его советником Елю Чу-цаем. В письме говорилось следующее:

«Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и надменность. Я же, обитатель северных степей, не имею распутных наклонностей. Я люблю простоту и чистоту нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня всегда единственное холщовое платье и одинаковая пища. На мне такие же лохмотья, как на конюхах, и я ем так же просто, как корова.

В семь лет я совершил великие дела, и во всех странах света я утвердил мою власть. Такого царства еще не было с древнейших времен, когда мир завоевали наши предки, кочевые племена хунну.[165]