Клементина демонстративно вопрос проигнорировала, только губы поджала. Надобно ей сказать, что с поджатыми губами она становится похожей на разобидевшуюся мышь… или не стоит?

Меж тем протрубили герольды, и резные двери распахнулись. Иоланте сунули в руки повод и подтолкнули на красный язык дорожки. Она шла, словно во сне, и, переступив порог, вдруг обернулась. В синих глазах ее, невозможно ярких, плескалось отчаяние.

…Эржбета единорога погладила…

…за эльфочкой он сам пошел…

…на Лизаньку косился, шею выгибал, но ступал игриво, пританцовывая…

…с карезмийкой зверюга шалить опасалась, потому как та возложила на спину ладонь и вежливо сказала:

— Хорошая лошадка…

Улыбнулась, демонстрируя клыки, и Себастьяну вдруг вспомнилось, что конину карезмийцы очень даже жалуют, сырую и с приправами. Похоже, единорог тоже это припомнил и потому ступал по дорожке едва ли не на цыпочках, не смея оскорбить опасную спутницу свою взглядом…

…зато на Богуславе отыгрался, то плясал, то упрямился, упираясь всеми четырьмя ногами, то хвостом вдруг принялся невидимых мух отгонять, да так, что и Богуславе иногда перепало.

Злилась.

Терпела и только костяшки пальцев, в повод вцепившихся, побелели…

…Ядзите пришлось упрямую тварь едва ли не силком на поводу волочь… и когда очередь дошла до Тианы, единорог встал намертво. Он широко расставил передние ноги, и острые копытца увязли в красной дорожке. Зверюга выгнула шею, голову наклонила, оскалилась, всем видом своим показывая, что с места более не двинется.

— Прошу вас, панночка. — Смотритель королевского зверинца протянул Тиане половинку яблока. — Угостите его, а то ведь тоже живая тварь, к шуму непривычная… у нее нервы… кажный год на последних девках шалит…

Яблоко одуряюще пахло яблоком, и у Себастьяна появилось почти непреодолимое желание спрятать его… да хоть бы под тем же шлейфом.

Спрятать. Вынести и сожрать.

Единорог, верно, заподозрил неладное, поскольку, оттолкнув служителя, в яблоко вцепился и смачно захрустел. Вот скотина…

— Ну, — Тиана намотала на кулак шелковый повод, — идем, что ли?

Он тихонько заржал, обдав брызгами яблочного сока…

— Шкуру сниму…

…не поверил.

Тогда панночка Белопольска вцепилась в витой рог, дернула, заставив единорога голову наклонить, и очень нежно прошептала на бархатное ухо:

— Рог спилю, самого перекрашу и продам карезмийцам…

Единорог шарахнулся было, но панночка держала крепко:

— Будешь шалить? Вот то-то же…

И, повернувшись к служителю, Тиана сказала:

— У дядечки в усадьбе коза имелася, такая, знаете ли, скотина… редкостная. С морды еще на дядькову жену похожая, ну чисто сестрица родная! И характером — паскуда паскудою! На всех кидалася… и от я одного-то разу иду, никого не трогаю, лузгаю себе семечки, думаю о высоком, а она подскочит и под юбку рогами… а юбка-то новая! Только-только пошили, потом бы дядечкина жена опять стала говорить, что на меня тратится бессчетно, а я, неблагодарная, вещи не берегу. Ну тогда-то я и осерчала крепко, семечки выкинула, взяла оглоблю и как дала по хребтине…

Единорог, до того косившийся на последнюю конкурсантку с немалым подозрением, тихонько заржал.

— Но вы не волнуйтеся, — сказала конкурсантка, обернувшись на пороге. — Я ж с пониманием, что коза, тварь дурная, Хельмово отродье, а что единорог… единороги — создания волшебные, трепетные… и к девам невинным ласковые… правда?

Единорог согласился.

Просто. На всякий случай.

Его высочество Матеуш, князь Сапежский, будущий самодержавный властитель всего королевства Познаньского и сопредельных территорий, ныне известных как Серые земли, изволили хандрить. Занятию сему он предавался самозабвенно и вторую седмицу кряду, что, собственно говоря, вызвало немалые опасения у венценосной матушки. Батюшка, не менее венценосный, но с куда как более крепкою нервной системой, на упреки супруги и требование немедля отослать хандрящее дитя на воды, напомнил, что дитяти оному давече двадцать шесть годочков исполнилось. И отослать Матеуша он может, только не на воды, чай, не институтка с застарелым сплином, а на те самые Серые земли: олицетворять правящий дом и прививать новым подданным уважение к королевской власти.

Оно, конечно, верно, что из подданных на Серых землях все больше нежити, но давече королева сама ратовала за эуропейскую демократию и толерантность по отношению к существам разумным… и пусть только скажет, что волкодлаки да упыри разума лишены.

Однако ехать на Серые земли Матеуш отказался.

Батюшка не настаивал: слава славой, но наследник, чай, единственный. Не принцессам же трон оставлять?

Вот и сидел князь Сапежский на троне по правую руку батюшки, хандрил и вздыхал, прикрывая очи королевской дланью. Не способны были утешить его ни ведьмаковская иллюзия, превратившая тронную залу в Предвечный лес, ни красавицы, по оному лесу разгуливавшие в компании единорога. Следовало сказать, что придворные ведьмаки расстарались, иллюзия вышла качественной. Сквозь мрамор пола пробилась шелковая трава, в которой распустились белые звезды эльфийских галантусов. Колонны вздрогнули, обращаясь серебристыми стволами осин, зазвенела полупрозрачная листва, воздух пророс тончайшей паутиной слюдяника…

Красота.

И высокородная гостья, сидевшая полевую руку отца, соизволила улыбнуться, сказав с легким акцентом:

— Ваш ма-а-агус очень талантлив.

…талантлив, этого не отнять. И в воздухе разлился нежный медвяный аромат. Запели птицы, а на туманную тропу ступила темноволосая хрупкая девушка. В белом платье, сшитом из ткани тонкой, полупрозрачной, она гляделась призраком…

Девушка шла, глядя перед собой, словно не замечая ни птиц, ни цветов…

Матеуш отвернулся, едва удержавшись, чтобы вновь не прикрыть лицо ладонью. Собственно говоря, причин для хандры у его высочества имелось две, и обе были связаны с женщинами. Первая, не самая важная, звалась Катариной Авернской, нареченною невестой, чей портрет молодой князь имел несчастье увидеть на прошлой неделе. И зрелище это столь сильно ранило нежную душу наследника престола, что он всерьез задумался об отречении от этого самого престола.

Ну или о разрыве помолвки…

Впрочем, и в первом и во втором случае Матеуша ждали бы гостеприимные Серые земли со всеми их перевертышами, упырями и прочими потенциальными подданными… и это заставляло вновь и вновь извлекать из шкатулки миниатюру, вглядываться в лицо нареченной, приучая себя к чертам его.

Вторая причина была связана с особой куда как более привлекательной. Двадцатидвухлетняя Анелия Белозерская появилась при дворе в компании престарелого, но весьма и весьма состоятельного супруга. Молодую жену он рассматривал как альтернативное вложение капитала, и надежды его оправдались. Став официальной фавориткой его высочества, Анелия о супруге, как и о многочисленной родне, не забывала, щедро одаривая их, само собой не из собственного кармана.