А они маленькие. И всегда останутся младшими для меня.

— Теперь Эмбер забота Сая, — схватив мою ладонь, Вульфрик прижал её к сердцу.

— А Лестра куда шустрее тебя. Думай лучше обо мне.

— Да, теперь вся моя любовь принадлежит тебе. Но не жди, что я забуду о них.

— Я и не жду этого, — выдохнув, Вульфрик склонился к моим губам. — Я так долго тебя ждал, Томмали. Я не хочу ни с кем тебя делить. Но хоть иногда вспоминай и о себе. Ты стоишь в кухне в мокрой одежде и даже не думаешь, что можешь снова заболеть.

— Саи меня вылечит, — хмыкнула я.

— Душа моя, он, конечно, вылечит, но лучше всё же пойти и переодеться в сухое.

Сразу отбери, что из вещей ты возьмёшь с собой.

— Я одежду быстро соберу, — с этими словами я побежала на выход, но Вульфрик ловко поймал меня за руку.

— Нет, — он поджал губы, — эти линялые тряпки останутся в этом доме. С собой только то, что будет надето на тебе.

— Но в чём я буду ходить? Эти вещи ещё хорошие, — искренне возразила я.

Тяжело вздохнув, Вульфрик обнял меня и прижал к своему телу.

— Ты будешь ходить в лучших нарядах Севера. Все лавки Шорхата к твоим услугам. Но эти тряпки, за которые ты так упорно хватаешься, останутся здесь.

— Тебе стыдно за меня, да? — я опустила взгляд на пол, именно этого я и опасалась. Он поймёт, что мы из разных сословий и станет краснеть за меня.

— Нет, душа моя, мне не стыдно за тебя. мне обидно. Я могу дать тебе так много, а ты не хочешь всего этого. Сама подумай, зачем вести то, что ты выбросишь на следующий день. Отдай свои наряды местным, а с собой возьми только то, что дорого как память.

— А девочки?

— А девочки меня не касаются: за твою младшую сестру будет думать Сай, а у Лестры своего ума в избытке, — проворчал Вульф.

Кивнув, я прижалась лбом к его груди. Спорить было бесполезно и я отступила. — Тебе нужно помыться, — шепнул Вульф мне на ушко, — и переодеться в сухое и чистое.

Подняв меня на руки, мой северянин вышел из кухни и, игнорируя присутствующих в гостиной людей, отнёс меня в нашу комнату. Пинком отворив дверь в ванную, поставил прямиком в пока ещё пустую деревянную бочку.

Потянувшись, я хотела открыть воду, но услышала резкое.

— Не трогай.

Руку отдёрнула и непонимающе посмотрела на мужа.

— Вода может оказаться слишком горячей. Краны давно никто не открывал, — пояснил он.

Кивнув, я ухватилась за подол грязного мокрого платья и стянула его с себя, оставаясь в одной нижней рубашке. Окинув меня взглядом, Вульфрик медленно спустил лямочки с моих плеч.

— Я никогда ничего не боялся. Думал, что самое страшное — потерю матери — я уже пережил, — он хмыкнул, словно смеясь над собой. Сорочка медленно сползала вниз, обнажая мою грудь. — Я ошибся. Ты, Томмали, моя единственная слабость, потерять тебя я не могу.

Медленно склонившись, он поцеловал моё плечо, прикусывая кожу.

— Ты сводишь меня с ума, маленькая правильная девочка. Я хочу стать твоим любимым. Хочу, чтобы ты принадлежала только мне, заботилась только обо мне и любила только меня. Меня одного! Только меня. Я хочу тебя всю целиком только для себя.

Обняв мужа, я сама прижалась в неумелом поцелуе к его губам.

Из комнаты мы вышли только через час.

На кухне уже прибрали и на столе стояли тарелки, наполненные ароматным тушеным мясом с овощами. Лестра и Эмбер ели, не обращая на присутствующих мужчин никакого внимания. Казалось, они были столь голодны, что, того и гляди, прихватят тарелки вардов.

Оторвавшись на мгновение от жаркого, Лестра бросила на меня короткий взгляд.

— Права ты была, Томма, — негромко пробормотала она, — на Север бежать нужно было через Туман, а не на юг.

Это замечание вызвало улыбку не только у меня, но и у остальных присутствующих, даже у гера Каила, который, забрав опустевшую тарелку Лестры, подсунул ей свою наполненную. Такая забота тронула меня. Несмотря на жёсткость и цинизм этого мужчины, в нём проглядывала и доброта, которую он не желал демонстрировать.

Я осмотрелась. Посуда вымыта, откуда-то появился чугунок с едой. Скорее всего, Талия принесла, как и обещал Вульфрик. Да и, кроме неё, некому. Старушечьи тряпки на Лестре сменились старым платьем Эмбер. Похоже, девочки, как и я, успели вымыться. Сейчас, глядя на них, я ощущала такое счастье.

Живые!

Всё пережитое за последнее время отходило на задний план, я готова была ещё раз добровольно отправиться к гуронам, лишь бы видеть своих сестер живыми, здоровыми и счастливыми.

В Лестре чувствовалась какая-то зажатость. В выражении её лица проскальзывало чувство вины, столь несвойственное ей. Наверное, пережив такое, сестра, наконец, осознала, как была неправа. Она улыбалась Эмбер открыто и ласково.

Неужели, чтобы понять насколько важна семья и близкие, ей нужно было умереть.

Сев за стол, я, молча, принялась есть. Мой живот, получив первую порцию жаркого, предательски забурчал на всю комнату. Смутившись, я, кажется, даже покраснела.

Но никто не обратил на меня внимания, только Сай спокойно поставил передо мною тарелочку с салатом.

Кивнув в знак благодарности, я набросилась на овощи.

Ужин прошёл в полном молчании, были слышны лишь лёгкие удары ложек по поверхности стремительно пустеющих тарелок.

После того как все вышли из кухни, я задержалась и решила всё же прибраться перед отъездом, негоже оставлять за собой бардак. Свалив все тарелки в тазик, наполнила его водой и принялась мыть посуду небольшим лоскутком материи.

— Томма, — голос Лестры, оказался для меня неожиданным. Он изменился, стал тоньше и звонче, — прости меня за всё. Я знаю, что ты и виду не подашь, но ведь я так виновата перед тобой.

Я не была готова к этому разговору. Не хотела ворошить прошлое и раздувать угольки пережитых обид.

— Я тоже была неправа, Лестра. Вела себя слишком деспотично, указывала, что вам делать и как жить.

— Кормила и тащила на себе, — хмыкнула Лестра. — Стоило мне немного отойти от родной деревни, как я быстро поняла, что одна долго не протяну. Я ведь даже не знала, где еду добыть. Примкнула к группе бродяг, такое там услышала, что домой повернула, но не дошла. Умирать страшно, Томма, и в Тумане очень страшно. Я не знаю, как ты ходила туда чуть ли не ежедневно, но я благодарна тебе за это.

Благодарна за каждый прожитый день, когда у меня была крыша над головой и тарелка бульона на столе. Это, оказывается, дорогого стоит.

В голове крутилось столько мыслей, но сказать сестре мне было нечего.