— Устала? — Пол Мэри посмотрел на Дидье. — Ну вот, а мне сказали, что она самонадеянная тщеславная распутница. Мадемуазель Седых, — тихо сказал он, — у вас есть месяц свободного времени, а потом вы должны вернуться. Вас ждет потрясающий контракт. Сегодня же я ожидаю вас у себя в три часа пополудни. А пока… — он поднялся, вежливо улыбнулся, давая понять, что у него нет времени, и задвинул стул, — вы можете улаживать свои дела. Наша компания будет снимать и оплачивать вам жилье. Кроме того, проезд, косметику, парикмахеров и прочие необходимые мелочи. Вас устраивает?

Не зная, что и ответить, Алинка кивнула и тоже поднялась со стула.

— Нет-нет, вы можете продолжать обед. Одно лишь я хочу вам сказать, что все равно работа модели никогда не была и не будет сплошным удовольствием. Но за хороший труд хорошо платят…

Для Алинки это была самая волшебная поездка. Длинный состав вез ее в город, где проживал Витька. Как она скучала по нему, как тосковала и сколько ночей думала о встрече! Этой несправедливой разлуке должен прийти конец. Сегодня, конечно же, сегодня, она сразу с поезда поедет к нему домой. Она постучит в его калитку. Алинка вспомнила большое солидное кольцо вместо ручки и уже ощутила в ладони холодную влажную бронзу. Он откроет ей, он поднимет свои глаза ей навстречу, их взгляды пересекутся, и… Да нет же, ей не придется ничего говорить, он все поймет по одному взгляду. Он не сможет не понять, ведь в ее глазах так много муки и невысказанного страдания!

Алинка прилегла на диван двуспального купе и накрылась тонким голубеньким покрывальцем. В вагоне приятно пахло дезодорантом и тихонечко жужжал кондиционер. На верхней полке спал попутчик. Алинка мельком взглянула на него. Обычный старикашка. Опрятно и со вкусом одетый, коротко остриженный, с книжкой под подушкой. «Виктор Суворов, — прочитала Алинка надпись на корешке. — „Аквариум“». На русском языке. Интересно, что он делает в этом поезде, идущем из Франции? Впрочем, землякам она уже перестала удивляться. Алинка давно поняла, что для того, чтобы теперь путешествовать по миру, достаточно знать свой родной — русский язык. И в любой стране, в любом городе, подходя к прохожим, через двух-трех торопливо спешащих граждан, все равно наткнешься на эмигранта или туриста из России.

Ей снился сон. Она в школьном платье. Мама ведет ее за руку, кажется, в первый класс. В руке у Алинки большой красивый букет астр. Астры крупные — желтые, розовые, белые. Пушистые и ароматные. Алинка то и дело утыкается носом во влажные лепестки и смеется. На душе у нее радостно, как у птицы во время полета. Она не знала, как чувствует себя птица, но ей казалось, что именно так. На голове — огромный бант. Он тоже чем-то похож на астру. Бабочка-крапивница долго вьется над ее головой и наконец, обманутая, садится на тонкую гипюровую ткань.

— Смотрите! Смотрите! — кричат идущие рядом детишки и показывают пухленькими пальчиками ей на голову.

— Счастливой будешь, — ласково говорит ей мама. Алинка боится пошевелить головой и идет неестественно прямо, словно индианка, несущая на голове кувшин, наполненный родниковой водой. Она не хочет спугнуть свое счастье. А дети завистливо и недоверчиво смотрят на ее бант и показывают пальчиками, дергая за рукава родителей.

— И я хочу-у, — канючит одна худышка в толстых роговых очках. Потом Алинка узнает, что эту худышку зовут Леной. Заилова со временем превратится в красавицу, снимет очки и станет ее лучшей подругой.

Мама ведет Алинку в школу, а заводит почему-то в большой зеркальный дворец. Зеркала кругом — и снизу, и сверху, и по сторонам. Зеркал так много, что Алинка уже перестает понимать, где же она на самом деле, а где ее отражение. И в каждом зеркале — она совершенно иная. И нет уже той малышки с большим белым бантом на голове и растерянной бабочкой-крапивницей в кружевном гипюре.

— Ма-ама-а! Ма-амо-очка-а! — зовет Алинка. Но мамы нет, и ей приходится самой искать выход. Она мечется по дворцу, кругом двери, двери, двери. Все заперты, а те, что не заперты, уводят в тупик. Алинка собирается заплакать, но вдруг кто-то берет ее за руку. Свет гаснет, но тот, кто держит ее за руку, идет уверенно и властно ведет ее за собой. И где-то вдалеке Алинка неожиданно для себя обнаруживает просвет. Она понимает, что это и есть выход. Теперь она может идти сама, и тот, кто вел ее до сих пор, не неволит ее. Он отпускает руку, и Алинка с радостным трепетом в груди бежит к свету. Свет все ближе и все ярче. Сначала он приносит ей чувство благодати, но чем ближе и ярче, тем больнее и невыносимее смотреть на него.

Алинка знает, что выход там. Она зажмуривает глаза и, словно в пламя, бросается в этот свет.

Еще горячее и сильнее клокочет в ее груди сердечко. То ли от страха, то ли от другого необъяснимого чувства ее бросает в дрожь. Сильное возбуждение и напряжение каждой клеточки мощным потоком подхватывает ее тело. Она открывает глаза и чувствует чье-то дыхание. «Витька!» — шепчет Алина и видит перед собой его нежный взор. Полуоткрытые губы ждут ее поцелуя, и желание, затаившееся в его глазах, словно подстегивает: не робей, он твой, он рядом и ждет тебя. Алинка осторожно, одними подушечками пальцев ощупывает его грудь, плечи, шею… Вот оно — самое желанное мгновение в ее жизни!

Но вдруг неимоверная сила вырывает ее из безумного очарования. Сердце перестает биться и проваливается в бездонную прорву ужаса. Ей страшно. Как зверь, она вдруг ощущает невидимую опасность и молниеносно открывает глаза…

Ничего необычного. Вначале Алинка, не поднимаясь, одними глазами озирается по сторонам. Попутчик наверху уже не спит. Он ворочается с боку на бок, скрипит диваном, вздыхает. Потом присаживается, и до Алинкиного слуха доносится какое-то шуршание. Попутчик разворачивает пакет. Целлофан похрустывает, словно кто-то идет по щебенке.

Сердце Алинки все еще колотится, но уже не так бешено, как во сне. Она пытается улыбнуться. Наверное, сказываются долгие месяцы напряженного труда. Диета, стрессы, мотание по свету. Конечно же, ей просто необходим отдых, иначе она долго не протянет. Постепенно в душу приходит успокоение. Алинка присела на диван и выглянула за окно. Мерное постукивание колес убаюкивает ее растревоженное сердце, успокаивает нервы.

Красивые домики с красной и белой черепицей утопают в пышных фруктовых садах. Еще далеко не вечер, но на грани неба и зеленых крон висит тонкий прозрачный серпик месяца. Уже осень, богатая на дары, но все же тревожащая предзимней смутой. Пора, когда природа так мощна и благоуханна, что невольно начинаешь осознавать ее скорую кончину.

Поезд резко затормозил с визгом и оглушающим грохотом. Алинка чуть не упала с полки. Она ухватилась руками за столик и грудью болезненно уткнулась в алюминиевую окантовку.

С верхней полки упал пакет. Алинка наклонилась к нему, чтобы поднять и подать попутчику, но тот едва ли не на голову ей спрыгнул вниз. Да так резво, что напугал растерявшуюся девушку.

— Простите, — сказала она по-русски.

Он поднял на нее глаза и удивленно пробормотал: