– Только деньги, пап. Я оплачивал счета. В общем тысяч на пятьдесят, все касались поиска людей.

– Лёля, хотя бы ты… – в голосе Микаэле зазвенела никому не понятная злость.

– А что я? Сказала, если сунется к Павлушке или Федьке, пристрелю. Он обещал не лезть, и еще подарил мне зонтик, чтобы я присматривала за Юной. Это все.

– Василий?

– Мы с Павлушкой тайным сыском не интересуемся.

– Спасибо, – с чувством выдохнул Микаэле. —Я слегка вспылил, но я чую чужие игры и всегда стараюсь выйти из них.

– Пап, а зачем мы вообще идем в этот подвал? – вдруг спросил Николо, остановясь. – Он стоит нашего внимания? Все и так ясно. Там мерзко и вонюче. Там много золота… мертвого золота, выведенного из оборота. Он примитивный, он так долго жил, что сделался привидением. Ты упомянул Крысолова и первый банк? Так этот, в подвале, и есть ростовщик, средневековый и никчемный. Даже без золотого ошейника он бы не смог выйти из подвала. Он перепуган до полусмерти! Он попытался управлять капиталом и вдруг осознал, до чего негоден к работе. Для него есть лишь золото – то, которое просто металл.

– Я тоже не хочу идти. Противно, – пискнул Йен.

– Тогда я схожу один. У меня есть к нему вопрос, – решил Яков.

Отвернулся, положил руку на плечо управляющего и толкнул его вперед – веди. Тот нехотя поплелся, жалуясь на свой страх. Поясняя, что в первое-то время «тот, в подполе» был очень похож на князя, а после задичал и переменился. Шаги удалялись, голоса стихали… Микаэле стоял и думал: а действительно, зачем спускаться? Ничего нового в подвале не получится увидеть, да и узнать – тоже. Все определилось в ночь обмена телами. Майстер мечтал заполучить все золото мира и заодно – власть. Но размер «мира» определялся его личной способностью видеть перспективы и горизонты. Вот и оказался в итоге мир таким жалким, что весь втиснулся в подвал. И ничего в этом «мире» нет, кроме холодного золота – ни солнца, ни природы, ни людей, ни идей.

– Лавр нас накормит вкусным обедом, – предположил Яркут. – Пошли отсюда. Снаружи подышим, аппетит нагуляем.

После темных залов имения осень казалась особенно прелестной и живой. Микаэле остановился на верхней ступеньке парадного крыльца и принялся рассказывать Лёле, как хорош ближний лес. Николо потащил брата и Клима в конюшни – показать знаменитых рысаков. Яркут отошел в сторонку и тихо беседовал с Куртом.

– Поговорил, – Яков появился рядом беззвучно. – Лавр готовит обед для всех. Там, в садовом домике.

– Я позову Йена и прочих, – Лёля коротко глянула на Якова, кивнула Микаэле и удалилась.

– Что вы хотели сказать? – Князь поморщился, удивляясь своему постоянному, неутихающему раздражению в адрес выползка.

– Имя майстера. Для меня важно было убедиться: тот, кого я знал в первой своей жизни, был иным человеком, и он давно мертв. Я назвал нынешнему три имени, которые заранее обсудил с регентом Иньесы. Луиджи Мигеле Гарза из южной ветви Ин Тарри. Он пропал сто лет назад. Затем – Симон Мигель, весьма энергичный торговец из Нового Света, он исчез полтора века назад, Наконец, Фридрихус Михель из замка Гугенбат. Этой фамильной пропаже два с лишним века. Он и есть нынешний майстер.

– Разгадка алчности артели оказалась примитивна, – Микаэле поморщился. – На нас охотились чужаки, пока один из нас, причем явный бездарь, не возглавил охоту… Идея выродилась, стала фанатичной догмой и переросла в безумие.

Яков кивнул и быстро добавил подробности. Майстер ненавидит всех Ин Тарри, полагая их выродками, подделками и захватчиками достояния. А себя числит последним подлинным, кровным князем.

– Неловко признавать, но я ехал сюда без веской причины, – Микаэле вздохнул, чуть ссутулился и стал спускаться по ступеням. – О, конечно же я знал, что тело нельзя вернуть. Но я хотел убедиться. А еще я хотел показать его детям. Иногда пугать полезнее, чем вразумлять.

– А я надеялся сбросить проклятие черного перстня, – негромко добавил Яков. – Юна не знает, да и прочие вряд ли поняли, даже Курт. Полагаю, майстер мог знать способ обойти проклятие, но я даже не спросил у него.

– Это серьезно? Опасно? – насторожился Микаэле.

– Нет, я выползок и я вывернусь, – пообещал Яков. – И новолуние, и полнолуние уже миновали, я жив. Идемте обедать.

– Золото окисляет души, не реагируя ни с чем материальным. – Микаэле направился к садовому домику. – Не люблю мистику. Яков, отчего я раздражаюсь, беседуя с вами? Признаю ваш ум, а равно и порядочность. Но раздражаюсь.

– Вы сами ровно так раздражаете окружающих, не поясняя причин своих решений. Вы сами сказали, что не приемлете роль пешки в чужих играх. Для меня вы не пешка, но это не означает, что я готов открыть карты и вообще, пригласить в игру.

– Скорее всего – так. Вы ведь что-то решили для себя.

– И вы тоже.

Микаэле нехотя кивнул.

– Обед, – на дорожке далеко впереди показался Лавр Семенович, суетливо поклонился. – Я распорядился. Ваш-то повар сбежал, но я расстарался. Неужели голодные уедете?

– Покушаем, это давно решено, все уже собираются к столу, – пообещал Микаэле.

– Славно, – оживился управляющий. – А как же я? Мне опять тут, при нем?

Микаэле шагал по алее, рассеянно созерцал погожий день и пытался понять: почему все так? Родич-предатель, которому две сотни лет, мог накопить огромный опыт и сделаться непобедимым. Но – опустился, стал ничтожеством. Зато выползок Яков, много раз умирая и возвращаясь в мир голым и гонимым, обрел сторонников и накопил силу, более эффективную, чем артель. Научился быть быстрым и точным в сборе сведений, анализе и принятии решений. Яков, чье место в артели в его первую жизнь было – собачье. Рвать чужаков, защищать хозяина. Он стал человеком – а урожденный князь оскотинился.

Яков беззвучно двигался рядом. Вдруг тронул за руку, предлагая задержаться.

– Вы приехали вовсе не затем, чтобы глянуть на живой труп. Кстати уж скажу: он скоро умрет, душа сгнила, тело знает это… Вы решали свое, важнейшее. У вас есть долг, и вы не смогли забыть о нем, – сказал Яков, прямо глядя на князя. – Я видел много Ин Тарри. Видел иных людей, столь же безмерно богатых. Почти все полагали свою жизнь бесценным, величайшим сокровищем. Почти все готовы были купить продление этой жизни любой ценой.

– Любой ценой? О, я вовсе не верю, что золото способно оплатить настоящую цену за самое главное. Я не стану людоедом, – Микаэле поморщился. – Месяц? Да, маловато, чтобы уладить дела. Ники еще ребенок. Ему будет трудно. Но я не желаю сделаться похожим хоть в чем-то на это ничтожество в подвале. Взаймы жить не смогу. Тем более я знаю и Густава, и его матушку.

– А как же Лёля? Расскажете ей?

– Лёля… мы знакомы несколько часов, – Микаэле искоса глянул на Якова. – Вы правы. Это сразу сделалось серьёзнее, чем я сам мог предположить. Я далеко не ребенок, мне несвойственны безумные порывы. Но это… иное.