Так что Слваста сосредоточил экстравзгляд на петлях двери и использовал текин, чтобы повернуть винты. Винты были старые и практически слились с деревом, но он упорствовал. Прошло десять минут, но в конце концов все винты выкрутились из петель, один за другим. Хавьер снял дверь и отставил в сторону.

Заговорщики прокрались в стойла, поддерживая на себе покров. На углах всех зданий висели масляные лампы. Слваста протянул текин и погасил огонь некоторых ламп, чтобы проскользнуть мимо незамеченными. Наконец они добрались до сараев и там разошлись. Слваста прокрался в одну из невысоких построек, морща нос от запаха нейтов и их навоза. Животные сбились в стадо и спали стоя. Он направил экстравзгляд в тело первой самки, а за ним и текин.

Было бы легко перебить всех модов. Быстрый удар текином в мозг или сердце мгновенно убьет беззащитное животное. Но убийство будет замечено, и власти насторожатся, поэтому они выбрали более сложный вариант. Небольшой укол текином в нужном месте в яичниках самки-нейта – и животное останется бесплодным навсегда. Через несколько недель городские запасы новых модов иссякнут, и вместо них все те работы, для которых предназначены моды, должны будут выполнять люди.

Конечно, можно было купить новых модов и привезти из других городов, но это потребует времени. Слваста надеялся, что к тому моменту движение обретет достаточный размах и устроит множество проблем для стойл формовщиков.

Слвасте понадобилось двадцать минут на стерилизацию всех самок-нейтов в сарае. Они с Хавьером выбрались из стойл незамеченными и вернули на место дверь.

Станцию Плесси в Варлане, в районе Наревит, построила Великая Северо-Западная железнодорожная компания. Это была конечная станция главной линии железной дороги протяженностью почти три тысячи миль. Дорога тянулась отсюда на север, пересекала экватор и заканчивалась в Нью-Анджелесе, на краю полуострова Афлар. Сортировочная станция располагалась позади грандиозного пассажирского вокзала. Грузовой двор представлял собой ряды складов под крутыми крышами на железных столбах, прикрывающими узкие погрузочные платформы. Каждый день сотни грузовых поездов доставляли в столицу сырье и отправляли произведенные товары на северо-запад. Деньги, которые ежедневно проходили через станцию, составляли значительную часть общей экономики города. Работа многих людей была завязана на станции Плесси.

В половине седьмого Слваста и Хавьер пригнали свои фургоны на грузовой двор, влившись в обычную процессию повозок, принадлежащих разным владельцам лавок. Они поняли, что что-то случилось, еще до того, как миновали высокие каменные ворота. Эфир кипел недовольными телепатическими комментариями, полными эмоций.

Около загородок для разгрузки, оборудованных вдоль одной стороны платформы 8Д, которая обслуживала товарняки с мясными тушами, собралось много повозок. Со стропил свисали большие лампы с ялсовым маслом, освещая скудным желтым светом людей, собравшихся вдоль узкой платформы, но Слваста не увидел поездов. Почти все платформы пустовали.

– Что происходит? – спросил он Хавьера.

Здоровяк только пожал плечами. Нигде не было видно служащих станции, хотя Слваста ощущал, что инженерные команды сидят по своим мастерским, мысленно излучая недовольство, а кое-кто и нервозность. Он сканировал немного глубже, пытаясь определить тех, чье возмущение чувствовалось горячее, чем у других. К настоящему времени он уже знал большинство работников ночной смены.

– Проверь вот этих. Я думаю, с троими можно поговорить, – сказал он Хавьеру, мысленно указывая на конкретных людей, которые находились в инженерных мастерских.

Сейчас они избегали вербовать сторонников на рынке Уэлфилд. Бетаньева сказала, что концентрация активистов в одном и том же месте будет подозрительной, если полиция Капитана обнаружит их ячейки.

Где бы они ни оказывались, они искали среди жителей города обиженных и недовольных. Когда появлялся возможный кандидат, вскорости он получал короткое телепатическое сообщение от незнакомого ему человека с вопросом, хотел бы он реально повлиять на причину их общего недовольства. Ответы сопоставлялись с таблицей, составленной Бетаньевой. «Чтобы сразу видеть, этот человек просто болтает или готов действовать», – сказала она. Бетаньева управляла растущей сетью активистов. Самыми ценными были ячейки, состоящие из одного человека – человека, широко известного как политический активист (предпочтительно с криминальной репутацией), готового с радостью исполнить приказ устроить небольшие разрушения и беспорядки.

До сих пор тестирование созданной Бетаньевой пирамиды ячеек приводило к временному отключению воды на определенных улицах (в одном случае – на два дня), что позволило им оценить эффективность и готовность ремонтных бригад. Эта информация вместе с растущей картой сети городских водопроводов давали им возможность отключить воду в девяти отдельных районах посредством всего лишь семи небольших актов саботажа. Достаточно было бросить пресловутый гаечный ключ в устаревшие и обветшавшие насосные механизмы подстанций.

– Хорошо. Отметь их для Бетаньевы, – ответил Хавьер. Его собственный экстравзгляд и интуиция были не такими развитыми, как у Слвасты. Он обвел рукой толпу несчастных лавочников, ожидающих ночной поезд с мясом. – Это выглядит невесело.

Он телепнул Владе, знакомому лавочнику с рынка Уэлфилд, который со своим фургоном тоже стоял в ожидании около платформы 8Д.

– Товарняки не приходили с самой полуночи, – сказал им Владя.

– А пассажирские? – спросил Хавьер.

– Пассажирские были, но только с местных станций.

– Что случилось?

– Никто не знает. Наверное, серьезная авария где-то на линии.

Наконец в дальнем конце платформы 8Д появился служащий станции. Молодого человека в форме помощника управляющего платформой окружила огромная толпа владельцев лавок. Он выглядел испуганным, и было очевидно, что начальство отправило его сказать одну-единственную вещь: мы не знаем, когда придут поезда.

– Поехали отсюда, – сказал Хавьер. – Это бессмысленно.

Он прыгнул в фургон и взял поводья. Слваста в своем фургоне двинулся вслед за ним к выезду из грузового двора. Когда они миновали ворота, его экстравзгляд показал, что за ними последовали еще две повозки лавочников.

Рынок Уэлфилд находился на своем нынешнем месте, всего в миле от станции Плесси, более двух тысяч лет. Его полностью перестраивали семь раз, последний – двести одиннадцать лет назад, хотя с тех пор вносилось много не столь масштабных изменений. В своем последнем воплощении рынок занимал шесть акров под рядами длинных изогнутых стеклянных и шиферных навесов, так что его можно было легко принять за одну из столичных железнодорожных станций. Тяжелые железные балки поддерживали большую крышу. Каждые пять лет с нее счищали ржавчину и заново покрывали слоем красной или зеленой краски для защиты от влаги; злые языки утверждали, будто крыша держится уже только за счет слоев краски. Со всех сторон пространство рынка было открытым, продуваемым ветерком, который уносил прочь тяжелый навязчивый запах разделанного мяса. Более ста оптовых торговцев имели разрешения гильдии торговать в Уэлфилде, поставляя мясо для розничной торговли в столице.