Он глубоко затянулся, горький дым обжег ему горло, и он медленно выпустил его через ноздри. Всего лишь одна картина! Это все, что она просит! Проба была хорошей.

Это была самая лучшая проба, которую они когда-либо делали. Когда он увидел ее на экране, его лицо покрылось испариной. Он понял, что ему не удастся удержать в своих руках такой талант.

Джонни оглядел сидящих в просмотровом зале. Все завороженно смотрели на экран, всех покорила ее игра. Даже Питер не сводил глаз с экрана.

Питер с пониманием отнесся к ситуации и не стал требовать от Джонни немедленного решения.

Джонни любил ее, но он любил и кино. Его обжигала внутренняя боль, когда он думал о том, что должен держать Далси подальше от того, для чего она была предназначена. Но он боялся, что, как только она снимется в картине, он потеряет ее навсегда. Джонни медленно затянулся. Он чувствовал ее дыхание. Она сидела тихонько, словно боясь пошевелиться, боясь сделать что-либо, способное рассердить его. Нежность и любовь к ней захлестнули его. Она так хорошо к нему относилась! Ведь он думал, что ни одна женщина его уже не полюбит. Джонни даже стало немного жаль ее, и он разозлился на себя. Как он мог быть таким холодным, таким бессердечным по отношению к ней, когда она просила от него всего лишь такую малость.

Он загасил сигарету в пепельнице и повернулся к Далси.

— Всего одну картину? — спросил он мягко.

— Всего одну, — ответила она.

Он посмотрел на нее при свете, падавшем из окна. Она была прекрасна. Ее глаза смотрели на него с невыразимой надеждой, ее нижняя губа слегка подрагивала, в пальцах дымилась забытая сигарета.

— Ладно, — сказал он тихо.

Внезапно она бросилась к нему, прижимаясь всем телом, покрывая его поцелуями.

— Джонни! Джонни! — в восторге воскликнула она.

Он почувствовал, что она вся дрожит, сам вздрогнул от непонятного страха и притянул ее лицо к себе.

— Джонни, — говорила она, покусывая его губы, — Джонни, я так люблю тебя. — И, как это ни странно, она говорила чистую правду.

10

Поставив пустую кофейную чашку на стол, Питер посмотрел на Эстер.

— Не нравится мне это, — сказал он устало. — Мне это совсем не нравится. Такая молодая девушка, как Дорис, поедет в Европу одна? Это неправильно.

Эстер терпеливо улыбнулась.

— Иногда девушке необходимо уехать и побыть наедине с собой, — сказала она в защиту дочери.

Питер удивленно посмотрел на нее.

— Зачем это ей надо быть наедине? — спросил он. — От чего это она должна уезжать? Здесь все хорошо.

Эстер едва заметно покачала головой. Мужчины иногда бывают поразительно слепы, и Питер в этом смысле не отличался от других. Неужели он не видит, что происходит с Дорис? Как она ведет себя с тех пор, как Джонни пришел со своей женой? Но вслух она ничего не сказала.

Через открытое окно послышалась оружейная пальба. Питер взглянул на часы.

— Господи Боже мой! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — Уже столько времени! На дальней площадке начались съемки вестерна, а я обещал к ним сегодня заскочить.

Дальняя площадка находилась за холмом, недалеко от их дома. Взяв шляпу, Питер направился к двери, обернулся и посмотрел на свою жену.

— Я пошел, — сообщил он. — Но мне все равно не по душе то, что собирается сделать Дорис.

Эстер подошла и поцеловала его в щеку.

— Иди, папа, — сказала она. — Не беспокойся насчет нее. С ней все будет хорошо.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Никто не слушается меня в этом доме, — бросил он, выходя. — Я всего лишь отец.

Остановившись на вершине холма, Питер посмотрел на свой дом и медленно покачал головой. В последний месяц дела в семье шли не так, как ему хотелось бы. Он ничего не мог понять. Он не мог понять причину своего беспокойства, но чувствовал, что это касается Дорис. За последний месяц она ужасно похудела и совсем осунулась, под глазами появились темные круги, будто ее мучила бессонница. Питер стоял на холме, погруженный в раздумья.

Цокот лошадиных копыт и звуки стрельбы вывели его из оцепенения. Он окинул взглядом долину. У подошвы холма, на котором он стоял, проходила узкая грязная дорога, по ней ехал открытый автомобиль с установленной на нем камерой, за машиной, поднимая клубы пыли, скакала дюжина всадников.

Питер улыбнулся и по тропинке начал спускаться к дороге. Когда-нибудь он построит себе новый дом подальше от студии, где не будет слышно шума от снимающихся вестернов, а то приходится слишком рано вставать. Но сейчас этот шум ему нравился. Звуки, услышанные за завтраком, наполнили его таким же восторгом, какой он испытывал, когда снимал свой первый фильм «Бандит».

Дойдя до дороги, Питер остановился в ожидании. Всадники проскакали мимо него и исчезли за поворотом, но через несколько минут они должны были вернуться. Он засек время, желая узнать, сколько им понадобится, чтобы сделать круг. Обычно около семи минут. Вытащив часы, он смотрел на циферблат. Только лично наблюдая за работой своих подопечных, можно достичь высокой производительности труда.

Ровно через пять минут он снова услышал крики, и на дороге появились всадники. Он спрятал часы в карман, вышел на дорогу и поднял руку. Да, режиссер был хороший, он закончил съемку на две минуты раньше среднего времени.

Водитель, увидев его, резко затормозил. Режиссер с заднего сиденья махал рукой, призывая всадников остановиться. Они тут же встали как вкопанные, запаренные лошади тяжело дышали. Оператор закрыл объектив камеры, чтобы предохранить ее от лучей света.

Питер неспешно подошел к машине и посмотрел на режиссера. Он узнал его, хотя это был не тот режиссер, который должен был снимать сегодня сцену погони, а только его помощник. Молодой парень по фамилии Гордон, его имени он никак не мог вспомнить.

— Быстро ты управился, Гордон, — сказал он, поздравляя молодого человека.

— Спасибо, мистер Кесслер, — ответил Гордон.

Питер посмотрел на машину.

— А где Марран? — спросил он. Марран был главным режиссером.

Гордон замялся. Марран валялся пьяным в своем кабинете. Он пришел на работу в стельку пьяным, и Гордону пришлось уложить его на диван в кабинете, а самому заняться съемкой погони.

— Он неважно себя чувствует, — неуверенно сказал Гордон.

Питер ничего не сказал. До него уже доходили слухи об истинной природе недомоганий Маррана. Он залез в машину. Радость от того, что сцена была отснята на две минуты раньше, улетучилась. Он не для того платит режиссеру двести долларов в неделю, чтобы его помощник, получавший всего лишь пятьдесят, снимал за него фильм.

— Подбрось-ка меня до конца дороги, — сказал он коротко.