Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, — прошептала она. — Все будет хорошо. Все будет по-другому… Ты стоишь лучшего. Я помогу тебе обрести себя…
12
Мы ходили в недавно открывшийся в гостинице «Советской» и страшно модный ресторан «Новый Яр» с самым настоящим варьете. Программа была очень интересная. Играл эстрадный оркестр под управлением Вадима Людвиковского.
Нам было очень весело. Мы так роскошно выглядели, что к нам боялись подойти, только исподтишка косились с соседних столиков. Лишь один пьяненький толстячок, по виду бухгалтер, попытался пригласить Татьяну на танец, но его быстренько увели под руки официант и метрдотель. Потом метрдотель подошел к нашему столику и с элегантным полупоклоном извинился. Ника благосклонно кивнула ему в знак прощения, и он, счастливый, удалился.
— Вот это шик! — пискнула Татьяна.
Губы Ники дрогнули в улыбке.
Когда стало понятно, что мы успеваем со всем гардеробом, Ника вдруг загорелась идеей сшить и мне два новых туалета. Один для защиты, потому что она очень хотела, чтобы я собственными глазами увидела реакцию ученого совета на наш красный костюмчик, который получился такой, что и английской королеве было бы не стыдно в нем принимать королеву Дании, и вечернее платье для банкета.
Она взялась за осуществление этой идеи с такой страстью и целеустремленностью, какую не проявляла, изобретая свою одежду.
Для костюма мы нашли великолепный нежно-коричне-вый штапель в крупный белый горох. К однобортному, сильно приталенному пиджачку с глубоким и узким вырезом мы в том же комиссионном приобрели широкий черный лаковый пояс, к которому идеально подходили мои черные лаковые туфли. Никина театральная сумочка черного же лака и длинные перчатки в тон материала завершали туалет.
На голову мы подобрали маленькую черную шляпку, сплетенную из искусственной соломки. Ника лихо, «по-парижски» сдвинула мне ее на бок, на один глаз, и я впервые за много месяцев понравилась сама себе.
Для банкета решено было построить мне длинное бархатное, как у Клавдии Шульженко, платье. Только не черное, а темно-зеленое, малахитовое. Оно должно быть цельнокроеное, сильно в талию, очень узкое спереди и присборенное сзади, со вставным клином для шага.
Плечи мы решили открыть насколько это возможно. Декольте должно быть низкое, смелое, почти дерзкое. Без Ники я бы никогда не решилась на такое. С ней я не боялась ничего.
В последнее время, когда я начала стремительно поправляться, стала стесняться своей фигуры настолько, что старалась даже при Татьяне не переодеваться. Мне стало неприятно, когда Славка по старой памяти клал мне руку на бедра или на талию или случайно дотрагивался до живота… Мне все казалось, что он или хочет проверить, насколько я еще потолстела, или намекает таким образом, что пора бы и остановиться. А если ни то и ни другое, то он прикасается ко мне через силу, из жалости, потому что желать прикоснуться к этим массам жира никто из нормальных людей не может.
13
Когда мы начали заниматься моей одеждой, Ника взялась собственноручно меня обмерять. Она считала, что сама я это делаю неточно.
Произведя необходимые замеры, она долго озабоченно молчала и что-то подсчитывала на бумажке. Потом посмотрела на меня расширившимися от изумления глазами и сказала:
— Потрясающе! У нас с тобой практически одинаковые фигуры!
Я вся вспыхнула от удивления, готового перейти в обиду, так как не понимала, о чем она говорит, зачем, в чем тут скрытая насмешка?
Она как всегда совершенно точно поняла мое состояние и поспешила объяснить:
— Посмотри — ты ровно на десять сантиметров выше меня. — Она показала издалека листок с какими-то цифрами. — Если бы ты была по всем окружностям больше меня на те же десять сантиметров, то при таком росте выглядела бы даже тощей! Меня Василий называет худышкой, особенно когда я надеваю что-то очень узкое и туфли на высоких каблуках. Но ты повсюду больше меня на семнадцать сантиметров. Причем точно в такой же пропорции, как и у меня. У меня разница между талией и бедрами тридцать два сантиметра, а у тебя — тридцать, это почти то же самое, что и у меня. Объем груди у меня больше талии только на двадцать семь сантиметров, а у тебя — на все тридцать пять! Представляешь! У тебя параметры были бы почти как у Венеры, будь она повыше ростом.
Я с недоверием взяла у нее листок и долго изучала ее цифры. Оказалось, все точно.
— И вот из-за этого ты моришь себя голодом? — удивилась она. — Глупость какая!
Я не знала, что и сказать.
Но все равно, когда мне пришлось раздеваться, чтобы примерить раскроенный и сметанный на живую нитку костюм, мне нужно было совершить над собой гигантское усилие. Я стояла в лифчике и в шелковых трусиках посреди ее гостиной и готова была провалиться сквозь паркет. А она, долго не давая мне костюма, смотрела своим медлительным взглядом и вдруг раздраженно сказала:
— Дура ты, Маша!
Я вопросительно взглянула на нее, мечтая лишь о том, чтобы поскорее натянуть на свои слоновьи бедра костюмную юбку.
— И с такой фигурой ты стесняешься раздеваться на пляже? Ты посмотри, какое у тебя тело, — восторженно говорила она, легко, как лектор указкой, касаясь рукой моей груди, талии, бедер. — Ни лишней складки, ни ямочки! Ничего не висит! А кожа! Извини, но ты точно дура!
Потом, когда мы примеряли малахитовое платье, она наговорила о моей груди столько комплиментов, что мне было даже неудобно слушать.
Я совсем забыла сказать, что Нике для банкета мы придумали платье в стиле модерн по картинкам начала века. Оно отдаленно напоминало тунику и струилось элегантными, утонченными складками с плеча на плечо, обнажая ее изумительную шею. Низ платья от пояса поверх юбки был декорирован случайно найденной в сундуке моей бабушки шелковой кружевной шалью с роскошной длинной бахромой по краям. Она так попадала по цвету и по фактуре в наш материал, что мы не смогли устоять перед искушением использовать ее.
14
Защита прошла триумфально. Нику слушали затаив дыхание. Даже кто-то из ее аспирантов, сидящих на задних рядах, попытался аплодировать. Ее научные оппоненты говорили о ней не иначе как с почтением и указывали лишь на некоторые места, в которых они бы лично, не меняя ничего по сути, несколько изменили формулировки. Впрочем, заканчивали они все как один, это чисто вкусовые проблемы.
Оппонентов я встретила как старых знакомых. Даже чуть не поздоровалась с приятным старичком Аристархом Платоновичем, который действительно, когда увидел Нику в ее ослепительно красном костюме, принялся гмыкать, покашливать и жевать кончик своей козлиной бородки — она сама полезла ему в рот, когда он оперся подбородком о старческий сухонький кулачок.
Ариадна Гавриловна, как и было предсказано, почернела, увидев Нику. Ей стоило большого труда дать положительную оценку диссертации. Но она выступала последней и не смогла пойти против общего мнения ученого совета.