– Потому что я для них загадка, – невозмутимо ответила Сирена. – Всегда находятся дураки, которые наслушаются чепухи и не могут успокоиться, пока не удо­стоверятся во всем сами.

Вернувшись в кабинет, девушка опустилась в кресло и взяла перо, намереваясь закончить письмо генералу Хау, прежде чем отойти ко сну. Сон! Сирена горько рассмеялась, уставив­шись в пустоту. Зачем вообще ложиться в постель? Сон те­перь неохотно посещал ее, и потому нередко она выбиралась наружу через потайной ход, чтобы побродить по холмам.

Прошел месяц, а она все не могла забыть каменного выражения на чеканном лице Трейгера и его резкого голо­са, когда он говорил, что больше не любит ее. Горечь и ожесточение не давали затянуться нанесенной ране. Да и с чего она вообразила, что влюблена в это упрямое, черствое подобие человека? Вспыльчивый и чрезмерно подозритель­ный, Трейгер не доверял даже собственной тени. Если бы муж действительно питал к ней какие-либо чувства, то выслушал бы ее объяснения. Как это сделала она, когда поверила, что Трейгер непричастен к убийству ее отца.

Но нет! Он с праведным гневом произнес свою тираду, уличая ее в очередной измене, не давая и слова вставить в свое оправдание. Будь он проклят! Трейгер принес ей больше горя, чем радости, и надо благодарить судьбу за то, что он исчез. Почему же в таком случае ее не оставляют мысли об этом дьяволе с серебристыми глазами? Да потому что он взял в плен ее душу. Если уж сатана добрался до челове­ческой души, можно не сомневаться, что несчастную жер­тву ждут вечные муки.

Сирена запретила себе думать о черноволосом мятеж­нике и сосредоточилась на незаконченном письме. Через несколько минут в дверь снова постучали. Сирена пригото­вилась защищать свой покой. Наверняка вернулся давеш­ний мерзавец, подкрепив себя выпивкой. Что ж, на сей раз она с чистой совестью отдаст его на съедение Барону.

С занесенной тростью Сирена широко распахнула ддерь.

– Сколько раз повторять, чтобы ты отстал от меня… – начала она и, потрясенная, осеклась, уставившись на высокого мужчину в темном плаще. – О, это ты!

Слабая улыбка тронула губы Трейгера при виде ее во­инственной позы. Глядя на Сирену из-под низко надвину­тых полей шляпы, он живо вспомнил ядовитые укусы ее слов и безжалостные удары трости.

– Неудивительно, мадам, что вы так прославились в здешних местах, если встречаете своих гостей столь нео­бычным образом, – заметил он весело.

– Вы хотите сказать – незваных гостей. – Сирена вздернула подбородок в ответ на его пристальный взгляд. – Что вам угодно?

– Перемолвиться с вами словом, – ответил Трейгер, учтиво поклонившись.

– Одним словом? – с сарказмом уточнила она и, опустив трость, оперлась на нее. – В таком случае произ­несите его и можете убираться. У меня нет настроения выслушивать еще один бесконечный монолог. По-моему, вы сказали достаточно при нашей последней встрече.

– Могу я войти? Ночь, знаете ли, выдалась холодная. – Не дожидаясь разрешения, Трейгер сделал шаг вперед, но моментально остановился: верный пес зарычал и обнажил клыки.

Сирена отозвала собаку.

– Но не рассчитывайте на радушный прием. Я еще не научилась любезному обхождению с врагами, – предуп­редила она его тоном, холодным, как ветер, задувавший в полуоткрытую дверь.

– Разве мы враги? Мне казалось, что я твой муж. – Трейгер снял плащ и шляпу, с опаской поглядывая на Барона.

– Одно не исключает другого, – возразила Сирена не без горечи. – Итак, что тебе здесь нужно?

– Можно погреться у твоего камелька? – Трейгер сно­ва без разрешения проследовал в кабинет, где горел камин.

Не доверяя самой себе, Сирена решила не приближать­ся к нему, хотя замерзла и была не прочь погреться у огня. Она не собиралась поддаваться чувствам, нахлынувшим при встрече с любимым. Больше он не причинит ей боль.

– Зачем пожаловал? – спросила она, садясь в крес­ло-качалку.

Трейгер нахмурился, недовольный ее неприступным видом.

– Может, снимешь эту чертову вуаль? Я хотел бы поговорить с Сиреной, а не с маской Вероники. Ты слиш­ком входишь в образ.

Сирена неохотно сняла шляпу и вуаль.

– Ну а теперь выкладывай, что у тебя на уме, и уходи. Час поздний, а мое терпение на исходе.

Трейгер в течение томительной минуты рассматривал носки своих сапог. Только веселый треск поленьев нару­шал тягостную тишину.

– Я приехал, чтобы попросить прощения за то, что наговорил тебе перед расставанием, – тихо вымолвил он.

– С чего это вдруг? Потому что видел Роджера и узнал правду, ту самую правду, которую ты, со свойствен­ным тебе упрямством, не пожелал выслушать от меня?

Сирена не собиралась упрощать ему задачу, заставляя признать, что он вел себя как набитый дурак. Поскольку она попала не в бровь, а в глаз, Трейгер не решался встре­тить ее гневный, обвиняющий взгляд.

– Пожалуй, я был к тебе несправедлив. – Он сделал глубокий вдох, а затем протяжно выдохнул, собираясь с мыслями. – Есть поговорка насчет того, что влюбленный слеп, глух и глуп. Я был слишком упрям, чтобы выслушать тебя, и совершенно слеп, чтобы разглядеть за всем этим маскарадом женщину с самоотверженным и любящим сер­дцем. – Покаянно улыбнувшись, он посмотрел на Сире­ну, не сводившую с него настороженного взгляда. – И я был настолько глуп, что думал о тебе плохо. В ту ночь, после засады, я выжил лишь потому, что верил в тебя. Представь мое разочарование, когда, едва оправив­шись от ран, я примчался в Пиксвилл и никого там не застал. Прочитав записку для Роджера, я решил, что ты играла на моих чувствах, а затем втянула в обман и брата. Мне было так больно, что я не хотел слушать то, что заведомо считал ложью. К тому же я опасался, что, если позволю тебе гово­рить, то снова попадусь в твои нежные сети.

Сирена молчала. Трейгер опустился на колени, накрыл ладонью ее руку:

– Я думал, что смогу жить без тебя. Даже дал себе клятву, что скорее горящий ад покроется коркой льда, чем я вернусь к тебе. – Он горько рассмеялся. – И будь я проклят, если это не так! Все время без тебя я терзался от холода, одиночества и тоски. Мне начинает казаться, что Велли-Фордж – это замерзшая преисподняя.

Он поднял руки и благоговейно сжал в ладонях лицо любимой, нежно прильнув к ее дрожащим губам.

– Можешь ли ты простить, Рена, такого болвана? Кото­рый обидел самое дорогое ему существо и не способен ужить­ся сам с собой. Я приехал, чтобы на коленях просить у тебя прощения, просить поверить в мою любовь. Я хочу только твоей любви и обещаю, что, какие бы испытания ни ожидали нас впереди, мы встретим их вместе. Я пытался жить без тебя, но, как выяснилось, я всего лишь половинка. Без тебя все, даже борьба за свободу, представляется мне бессмысленным. Не­ужели я так жестоко тебя обидел, что ты никогда не признаешь во мне своего мужа? Неужели я потерял тебя навсегда?

Трейгер впился взглядом в ее глаза, пытаясь заглянуть в душу Сирены. И вся ее горечь растаяла. Разве может она оттолкнуть Трейгера, когда голос его так мягок, а прикосно­вения так нежны? Что бы ни происходило между ними, ее любовь оставалась неизменной, лишь таилась в глубине души до поры до времени подобно тлеющим углям, способным в считанные секунды зажечь костер. От одной мысли о ласках мужа жаркая волна разлилась по ее телу.