litbaza книги онлайнИсторическая прозаВеликая русская революция. 1905-1922 - Дмитрий Лысков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 80 81 82 83 84 85 86 87 88 ... 142
Перейти на страницу:

Кюльман отводит вопрос «о степени влияния вооруженных сил на результаты голосования» и запрашивает мнение российской делегации по вопросу о том, «когда… возникает народ, как единое целое, и каковы… способы волеизъявления у такого вновь возникшего народного целого, при посредстве которого оно могло бы фактически проявить свою волю к самостоятельности и, в частности, к отделению».

Троцкий. Формально г. председатель германской делегации совершенно правильно констатировал разногласие, указав, что оно относится к вопросу о том, когда именно на международной арене появляются новые государственные единицы. Я не могу, однако, согласиться, — и это есть мнение нашего правительства, — что всякий орган, который застигнут оккупацией на данной территории и который считает себя выразителем данной народности, причем претензия данного органа опирается, быть может, именно на присутствие здесь чужих войск, действительно может и должен быть нами признан выразителем воли данного народа.

Во всяком случае, поскольку речь идет о государстве, созданном народом, а не о государстве, которое искусственно образуется той или иной могущественной державой сверху, — у каждого органа, претендующего на выражение народной воли, всегда есть возможность дать объективную проверку своих полномочий. И до этой проверки воля данного органа не может рассматриваться иначе, как частное политическое заявление. Такая проверка может и должна состоять в голосовании всего населения, которое считается призванным к самоопределению. Такого рода опрос носит название референдума.

Что касается интересующих нас областей, то на их территории имеются органы, несравненно более компетентные выразить волю народа, но которые до сих пор не имели этой возможности потому именно, что они опирались на самые широкие массы. Таким образом, теорию, которую развил г. председатель германской делегации о том, что каждый орган, претендующий на выражение народной воли, призван ее выразить, — эту теорию мы считаем находящейся в коренном противоречии с подлинным принципом самоопределения»[486].

Таким образом, Троцким дискуссия была переведена в теоретическую плоскость. Начался спор о том, что такое самоопределение, какие органы могут его осуществлять, с какого момента возникает государство как юридическое лицо и т. д.

Однако немецкую делегацию подгоняли из Берлина. Прежде всего, обострялась обстановка в самой Германии. Кроме того, затяжка переговоров не позволяла снять войска с Восточного фронта.

Переговорщики вынуждены были открыто предъявить свои требования. В ходе заседания 18 января Гофман выложил на стол карту и заявил: «Я оставляю карту на столе и прошу гг. присутствующих с ней ознакомиться»[487].

На требование объяснений генерал пояснил: «Начерченная линия продиктована военными соображениями; она обеспечит народам, живущим по ту сторону линии, спокойное государственное строительство и осуществление права на самоопределение».

Линия Гофмана отрезала от владений бывшей Российской империи территорию размером свыше 150 тысяч квадратных километров. Германия и Австро-Венгрия занимали Польшу, Литву, некоторую часть Белоруссии и Украины, кроме того, часть Эстонии и Латвии. В руках у немцев оставались также Моонзундские острова и Рижский залив. В руки немцев переходили порты Балтийского моря, через которые шло 27 % всего морского вывоза из России. Через эти же порты шло 20 % русского импорта[488].

Советская делегация потребовала нового перерыва мирной конференции на 10 дней.

7. Внутренняя политика вмешивается в ход переговоров: общественное мнение против большевиков

Итак, второй период мирных переговоров однозначно расставил все точки над «и»: германский блок заявил о своем выходе из формулы советского «Декрета о мире», однозначно объявил переговоры сепаратными, предъявил захватнические требования. Рассыпалось то, что ранее объединяло многие политические и общественные силы в России — надежды на всеобщей демократический мир без аннексий и контрибуций. Теперь речь шла либо о продолжении войны, либо о мире в нарушении союзнических обязательств перед Антантой, мире с позиции силы, о мире, условия в котором диктует завоеватель.

В российское общество, и без того переживающее серьезный раскол на грани гражданской войны, был вбит очередной клин. Антисоветская печать ликовала и негодовала одновременно. Патриотические воззвания чередовались со статьями, полными злорадства от бессилия Советов. Обвинения в том, что германские агенты-большевики предают интересы России, разыгрывают в Бресте спектакль по сценарию Вильгельма, соседствовали с выпадами «теперь-то тевтон покажет вам настоящую войну».

Нужно отметить, что настроения в среде старой российской элиты были крайне противоречивы. Д. Рид приводит фрагмент интервью с кадетом Степаном Лианозовым — «русским Рокфеллером», как характеризует его американский журналист. Беседа состоялась незадолго до Октябрьской революции: «Революция, — сказал он, — это болезнь. Раньше или позже иностранным державам придется вмешаться в наши дела»[489].

Журналист продолжает: «Значительная часть имущих классов предпочитала немцев революции — даже Временному правительству — и не колебалась говорить об этом. В русской семье, где я жил, почти постоянной темой разговоров за столом был грядущий приход немцев, несущих «законность и порядок…». Однажды мне пришлось провести вечер в доме одного московского купца: во время чаепития мы спросили у одиннадцати человек, сидевших за столом, кого они предпочитают — «Вильгельма или большевиков». Десять против одного высказались за Вильгельма»[490].

После Октября если что и изменилось, то только в худшую сторону. И позже заключение позорного и «предательского» Брестского мира привело к тому, что, — цитата из письма немецкого посла графа Мирбаха канцлеру в апреле 1918 года, — «Те самые круги, которые яростно поносили нас раньше, теперь видят в нас если не ангелов, то, по крайней мере, полицейскую силу для их спасения»[491].

А вот свидетельство одного из лидеров кадетов в Москве князя Долгорукого: «В середине лета князь X рассказывал мне, приехав прямо от графа Мирбаха, как он его умолял направить в Москву хоть один германский корпус, чтобы прогнать большевиков. Граф Мирбах отвечал ему, что ежедневно к нему с такой же просьбой обращаются несколько человек. «Вы, правые, умеете только просить, но за вами ничего не стоит, — заключил Мирбах»[492].

1 ... 80 81 82 83 84 85 86 87 88 ... 142
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?