Всадник мгновение смотрел на меня, не веря своим глазам, представляю, как отвисла челюсть и выпучились глаза, затем бросил арбалет и начал торопливо поворачивать коня.

– Стой, сволочь! – заорал я диким голосом.

Нечеловеческий вопль подстегнул их обоих с конем вместе. Всадник пригнулся, конь с места начал тяжело набирать скорость. Я подхватил валявшийся лук и побежал за ними, а когда понял, что не догоню, дрожащими пальцами наложил стрелу.

– Давай, – прошептал я, – помоги, святой Ариант… Знаю, что далеко… но…

Тетиву оттянул так, как никогда бы не сумел, но сейчас в ярости боя мышцы трещат и рвутся от натуги, но почти не чувствую боли.

Всадник уходил уже тяжелым галопом, один раз обернулся, я поднял лук и прицелился, он отвернулся, как мне показалось, с торжествующим смехом.

По пальцам щелкнуло так, что рассекло кожу до кости. Я взвыл, сунул их в рот, чувствуя солоноватую кровь. Всадник некоторое время никак не реагировал, я почти поверил, что стрела не пробила доспехи, хотя я старался попасть именно в сочленение между кирасой и шлемом, он же пригибался, а в этом случае появляется широкая полоска, не защищенная сталью…

За спиной уже затихает схватка, Торкилстон и Ордоньес уловили перемену и в ярости рубили дико и страшно. Трое противников бросили мечи и упали на колени. Их тут же убили, не слушая вопли о пощаде.

Я снова посмотрел вслед всаднику, он уже наклонился вправо, руки цеплялись за седло, но не удержался. Конь, чувствуя, как опустело седло, проскакал немного и, не ощутив хозяйской руки, остановился, оглядываясь и всхрапывая.

Я оглянулся на своих.

– Сильно ранены?

Торкилстон ответил мужественно:

– У меня пустяки. Но сэр Торкилстон серьезнее…

Я вернулся, возложил на обоих руки, холода не ощутил абсолютно, сила моя не уменьшилась, это самое меньшее.

– Ждите здесь, – крикнул я.

Зайчик наблюдал за мной с недоумением, да и Бобик откровенно забавлялся моим промахом: проще бы снова прыгнуть в седло и быстро догнать убегающего.

Конь рыцаря покосился на меня недоверчиво и отступил на пару шагов, фыркая с предостережением и показывая крупные желтые зубы.

– Мы с тобой одной крови, – заверил я. – Оба лошади… А вот твой хозяин – стервятник.

Всадник еще пытался ползти, ноги его не слушались, стрела поразила какие-то нервы в позвоночнике. Я пинком сшиб шлем, на меня с угрюмой ненавистью взглянуло злое бородатое лицо мужчины средних лет, крепкого, широкого в кости, суровый взгляд, тяжелая нижняя челюсть.

– Кто ты? – спросил я. – Кто тебя послал?

Он угрюмо сплюнул мне под ноги.

– Отважный, – согласился я. – Но ты не на моей стороне. Потому отважный ты или нет, все равно враг. Отвечай добровольно, иначе…

Он спросил хриплым голосом:

– Что?

– Я заставлю сказать все.

Он прохрипел:

– Ничего ты не узнаешь…

– Узнаю, – пообещал я.

Когда Торкилстон и Ордоньес, закончив обшаривать одежду и пояса нападавших, наконец пришли ко мне, я сидел над телом скончавшегося всадника. Труп я накрыл его же плащом, конь по-прежнему наблюдает за нами с безопасного расстояния, но теперь уже успокоился, время от времени срывает молодые листья с самых зеленых веточек.

– Ого, – сказал Ордоньес пораженно. – Сколько под этой сволочью крови!.. Я думал, от одной стрелы столько не натечет.

Торкилстон взглянул на меня коротко, но промолчал, лишь кивнул на коня.

– Как он? Уж очень хорош.

– Попробуй приманить, – посоветовал я. – Дарю.

– Спасибо, ваша светлость.

– Ты был хорош, – сказал я. – Как и раньше.

Он вытащил из туго набитой сумки одного из нападавших что-то вроде морковки и медленно пошел к коню, часто останавливаясь и приговаривая все ласковые слова, которые знал. Конь слушал недоверчиво, но на морковку поглядывал внимательно.

Ордоньес с недоверием осматривал себя, щупал свежие шрамы. На меня взглянули глаза, полные удивления.

– Что тут за королевство? Все зажило лучше, чем на самой плохой собаке!

– Нравится королевство? – спросил я многозначительно. – Присматривайтесь, присматривайтесь.

Он насторожился.

– Зачем?

– Так… на всякий случай.

Он покачал головой.

– Ну и загребущий вы, сэр Ричард. Что, и это плохо лежит?

Я ответил очень благочестиво:

– Господь создал этот мир и велел нам ухаживать за ним, выпалывать сорняки и делать его лучше. Вот я и того, как верный и последовательный сын церкви… Да ладно вам, Ордоньес! Видно же, что шучу. И с маркграфством никак не разберусь, а еще и маркизат ждет, там еще пахать и пахать до полного процветания…

Он вздохнул с облегчением.

– Да, это да. Нам всем хочется утереть нос всем в королевстве, кто гнушается нами. И кто отправлял в Черро только преступников.

Бобик понуро сидел возле Зайчика и смотрел на меня с немым укором. Мне стало неловко, пробормотал:

– Я тоже не все делаю, что хочется. Так что не надо эти глазки. Вся жизнь такая: хочется одно, а делается другое. Ладно, теперь беги гуляй.

Он сорвался с места, Торкилстон уже поймал коня, проверил все его сумки, после чего с торжеством пересел на трофейного, а своего повел в поводу.

Ордоньес на обратном пути орал песни, подбрасывал трофейный меч и ловко хватал за рукоять. Торкилстон загадочно улыбался.

Бобик по дороге перехватил бросившегося на меня некого вурдалака, удавил и смотрел нерешительно, помня, что я обычно отказываюсь принимать добычу.

– А этого возьму, – сказал я. – Ты молодец.

Он обрадованно подпрыгнул, завизжал счастливо и понесся вокруг все расширяющейся спиралью.

Вурдалака я забросил позади себя на конский круп, так и въехали через ворота. Народ снова ахал, дивился, но разбегались при виде Адского Пса.

На воротах дворца стражники забеспокоились, вытягивали шеи, стараясь рассмотреть мою добычу. Я сжалился и лихим жестом сбросил ее наземь.

– Дарю, – сказал я великодушно. – Посмотрите, что можно из этой зверушки… То ли жаркое, то ли шкуру на сапоги…

Они отскочили и побледнели, но вурдалак оставался недвижим, шея сломана могучими челюстями Бобика. Ордорньес захохотал и первым въехал в ворота.

На аллеях попадались придворные, что смотрели с великим неудовольствием, это дорожки для пеших прогулок, но мы все трое деревенщина из захолустья, нам простительно, морды тупые, только внимательно всматриваемся в лица тех, кто обращает внимание на коня под сэром Торкилстоном.