— Да что я сделал, ради Прародительницы? Ты разозлилась на меня за то, что я не смог разделить твои переживания по поводу нашей свадьбы? Думай, что говоришь, Инсил!

Но ответом ему был только ледяной взгляд из-под растрепанных волос. Подобрав юбку, Инсил прижала бледную руку к не менее бледной щеке и торопливо вышла из зала.

На следующее утро, после того как Торес Лахл приняла ванну и рабыня помогла ей одеться, Лутерин отвел ее представить матери и формально объявил о своем намерении жениться на Торес, а не на Инсил Эсикананзи. Мать рыдала и выкрикивала угрозы — в частности, обещала гнев и проклятие отца — и в конце концов удалилась во внутренние комнаты своих покоев.

— А теперь пойдем прокатимся, — спокойной сказал Лутерин, засунув в кобуру револьвер и прихватив короткое кавалерийское ружье. — Я покажу тебе Великое Колесо.

— Я поеду позади тебя?

Лутерин с улыбкой взглянул на нее.

— Ты слышала, что я сказал матери?

— Я слышала, что ты сказал своей матери, но я еще не свободная женщина, а здесь не Чалц.

— После того как мы вернемся, я прикажу секретарю написать указ о твоем освобождении. Это возможно. А сейчас мне хочется на воздух.

Он нетерпеливо двинулся к двери, где двое конюших дожидались их, держа за поводья двух лойсей.

— Когда-нибудь я расскажу тебе больше об этих лойсях, — сказал Лутерин, когда они выехали за ворота поместья. — Это наши домашние лойси, их вывели мой отец и мой дед.

Оказавшись за воротами поместья, они немедленно попали в когти ветра. Под ногами было не больше фута снега. По обочинам дороги торчали выкрашенные полосатые столбы, дожидаясь, когда снег поднимется выше.

Чтобы добраться до Харнабхара, до подножия горного пика, им предстояло проехать мимо поместья Эсикананзи. За ним тропа сворачивала на опушку леса каспиарнов, ветви которых отяжелели от инея. По мере продвижения вперед, от Харнабхара, словно постепенно появляясь из облаков, все отчетливее доносились голоса различных колоколов.

Колокола здесь были везде: внутри домов и снаружи. То, что поначалу служило только практическим целям, не позволяя потеряться в метели или в тумане, теперь стало традицией.

Торес Лахл дернула поводья своего лойся и остановилась, прикрывая рукавом плаща рот и подбородок. Впереди лежал городок Харнабхар: приюты для пилигримов и конюшни по одну сторону главного тракта, дома тех, кто трудился для Великого Колеса, — по другую его сторону. Почти на каждой крыше висел колокол, прикрытый куполом, каждый с собственным хорошо отличимым голосом; звон был слышен даже в плохую погоду, когда самих колоколов не было видно.

Далее тракт вел выше в гору, к Великому Колесу. Вход в легендарное Колесо не менее легендарные Архитекторы украсили гигантскими гребцами с птичьими лицами. От входа коридор вел в глубь горы Харнабхар. Гора была самой высокой точкой в окрестностях городка.

По склонам горы взбирались здания, часовни и мавзолеи, выстроенные на пожертвования пилигримов, с радостью отдающих деньги на украшение этого самого святого из мест. Некоторые часовни и мавзолеи, совершенно новые, гордо высились на голых скальных уступах, заметаемые снегом. Иные часовни лежали в развалинах.

Шокерандит широким жестом обвел панораму.

— За всем этим надзирает мой отец.

Потом он обернулся к Торес.

— Не хочешь взглянуть на Колесо поближе? Никто не потащит тебя туда силой. В наши дни достаточно добровольцев, которые стремятся занять свое место в Колесе.

Они снова двинулись вперед, и Торес Лахл спросила:

— Мне казалось, часть Колеса можно увидеть снаружи?

— Нет, Колесо полностью находится внутри горы. Такова главная идея. Тьма. А с тьмой приходит мудрость.

— Я думала, мудрость приносит свет.

Проходящие мимо местные жители с удивлением оглядывались на их странные фигуры, подвергшиеся метаморфозам. У многих местных заметен был выпирающий зоб, нередкое заболевание в горной местности вроде Харнабхара. Подходя к воротам вместе с Торес Лахл и Лутерином, люди суеверно творили на лбу знак Колеса.

Вблизи стало видно больше: откосы массивных стен с каждой стороны вели внутрь, а далее люди исчезали в жерле горы. Над входом, защищенные от лавин широким козырьком, были выгравированы на стенах застывшие, словно схваченные морозом, символы Колеса. Гребцы в богатых одеждах влекли Великое Колесо по небесам, на которых можно было увидеть несколько зодиакальных созвездий: Валун, Старый всадник, Золотой корабль. Звезды изливались из груди удивительной фигуры Матери, которая стояла сбоку от арочного входа, гостеприимно раскинув руки для входящих в гору.

Пилигримы, кажущиеся на фоне огромных фигур карликами, опускались при входе в храм на колени, громко выкрикивая имя Азоиаксика Первого.

— Действительно прекрасно, — выдохнула она.

— Для тебя это роскошная постройка, только и всего. Но для нас, выросших в этой вере, это наша жизнь, источник, который дает силы для того, чтобы противостоять тяготам жизни.

Легко спрыгнув с седла, он взял под уздцы лойся Торес и сказал, глядя снизу ей в лицо:

— Однажды, если отец сочтет меня достаточно подготовленным, я приду ему на смену и стану новым Хранителем Колеса. Следующим Хранителем по порядку наследования должен был стать мой старший брат, но он погиб. И я надеюсь, что мне выпадет шанс.

Она взглянула в на него и дружелюбно улыбнулась, пока не понимая:

— Ветер утих.

— Здесь всегда тихо. Гора Харнабхар очень высока, как говорят, четвертая по высоте в мире. Позади Харнабхара стоит еще большая гора — сейчас ее не видно из-за облаков, — высочайший пик Шивенинк, который заслоняет Харнабхар от полярных ветров. Шивенинк более семи миль в высоту, это третий по высоте пик. Когда-нибудь в другой раз ты его увидишь.

Лутерин замолчал, почувствовав, что говорит с излишним жаром. Ему хотелось быть счастливым, уверенным, таким, как когда-то. Но разговор с Инсил, почти ссора, расстроил его. Внезапно он вскочил в седло и двинулся прочь от ворот Колеса.

Не проронив ни слова, он проехал по улицам городка, где перед лавочками с одеждой и прилавками с колокольчиками толпились пилигримы. Некоторые из пилигримов жевали лепешки с вытисненным знаком Великого Колеса.

Позади городка начинался пологий склон с тропинкой, которая, петляя, спускалась к далекой равнине. Здесь деревья росли плотнее, между деревьями высились большие камни. Кое-где лежали островки наметенного снега, делающие дорогу опасной, предательской. Лойси осторожно выбирали путь, звеня колокольчиками на сбруе. Над их головами высоко в ветвях перекликались птицы, и был слышен звук падающей на камни воды. Шокерандит напевал себе под нос. Беталикс слабым сиянием освещал их путь. Далеко внизу, в провале равнины, правили сумерки.

Тропинка раздваивалась, и Шокерандит остановился на развилке. Одна тропа змеилась вверх по склону, другая бежала вниз. Когда Торес Лахл поравнялась с ним, он сказал: