– У меня не было другого выхода. Так получилось, я был вынужден сунуть этот паспорт себе в карман. А потом, понимаете…

– Больно опять, – не дослушав, перебил его Томмазо Кампанелла. – Опять болит все в голове. И саднит желудок, и еще меня тошнит. Все мысли перепутались. Вся голова словно вымазана изнутри черной краской. Помогите мне. Нет ли у вас какой-нибудь таблеточки?

– Нет! Нет… Таблетки нет. Вот пойдемте обратно в «Хорин». Там есть таблетки! Там вы отдохнете, – схватил его за рукав Господин Радио.

– К чертовой бабушке весь этот «Хорин»! Я больше никогда туда не пойду. Я не хочу ничего про него слышать. Проклятье! – Томмазо Кампанелла выдернул руку.

– Погодите, погодите, дайте мне поговорить с вами. Это было ужасно… Я опять был вынужден… Просто вынужден. У меня не было другого выхода. В каморке висел ваш пиджак, Томмазо Кампанелла.

– Что за чушь вы несете? Какой пиджак? Я устал от ваших путаных рассказов, Господин Радио, – раздраженно произнес хориновский герой.

Томмазо Кампанелла вновь вскочил и схватился за ящик. Тут он с силой швырнул его в сторону стоявшей поблизости и почему-то неработавшей торговой палатки. Ударившись о металлическую перекладину витринки, ящик наконец развалился на несколько частей. Сама же витринка со звоном разбилась, и стекла посыпались вниз. Грохот и звон разнеслись далеко вокруг.

– Я совершенно потерял ориентиры. Каждый раз я не знаю, что мне делать. Я не знаю каждый раз, что мне делать, – смеяться или плакать? – вновь повторил Томмазо Кампанелла.

– Постойте, постойте, я не понимаю, что вы говорите? Как так? Почему вы не знаете, что вам делать, – смеяться или плакать? Ведь каждый человек знает, какое у него настроение! Каждый человек чувствует свое настроение, – руководитель самодеятельного театра вновь попытался схватить хориновского героя за руку, но Томмазо Кампанелла ловко отстранился, схватил с асфальта отломанную часть ящика и зашвырнул ее куда-то в сторону проезжей части. Водитель мчавшейся там в этот момент машины в самый последний момент успел сделать вилек рулем, чтобы не наехать на неожиданно возникшее перед мордой автомобиля препятствие.

– А я не чувствую! Я не чувствую, какое у меня настроение! – вскричал Томмазо Кампанелла. – Я запутался в своих настроениях. Я делаю на основании своих настроений какие-то выводы. Я очернил Лефортово на основании своих настроений.

Господин Радио схватил Томмазо Кампанелла за лацканы пиджака и принялся трясти его:

– Вы куда-то вышли и тут… Я услышал его голос. Его шаги приближались. И я засунул паспорт в карман вашего пиджака. У меня было всего несколько секунд. Я должен был спрятать паспорт. Я не смог признаться, что я его утащил. Я не крал его. Он мне не нужен. Все вышло очень по-дурацки. Я просто хотел посмотреть фамилию. И тут он вернулся. И я взял паспорт себе. Я успел посмотреть в нем только первую страницу.

Словно на мгновение очнувшись, Томмазо Кампанелла протянул:

– А-а, значит, это вы подсунули мне этот паспорт. Я ненавижу свои настроения. Каждый раз, когда что-то со мной происходит, это пробуждает к жизни какое-то настроение. И это настроение настолько сильно, что оно живет во мне долго-долго. Оно уже начинает существовать самостоятельно, отдельно от меня. Точнее не так. Оно живет во мне, но мне уже не подчиняется. Оно начинает обманывать меня, водить меня за нос. Я совершаю какие-то поступки, делаю какие-то выводы из событий, которые происходят в этот момент в моей жизни. Но на самом деле я делаю все вовсе не так, как было бы лучше всего делать в этой ситуации. Я как-то совершенно неверно оцениваю то, что есть, и то, что творится вокруг меня.

– Ну и что? Что из того?! – не выдержал Господин Радио.

– Как это что?! – вскричал Томмазо Кампанелла. – Как это что?!

– Что из того, что вы неправильно что-то там оцениваете? У вас есть ваше дело – хориновская революция в настроениях. «Хорин» ждет вас. Ваши товарищи по хориновской борьбе нуждаются в вас. Послушайте… – не терял надежды разрешить свой вопрос Господин Радио. – Он лежал у меня в кармане всего-то не больше полутора часов. Скажите, как он действует? Полтора часа – я уже обладал им? Если я расстался с ним в «Хорине», в Лефортово, значит, я осяду здесь навсегда! Но где? В «Хорине»? В «Лефортово»? А если «Хорин» переедет? Где я должен осесть на вечном якоре? Я сунул его вам в карман. И тут вошли вы…

– Боль, боль, боль. Я испытываю ужасную боль. Как вы до сих пор не можете понять?! Это же жуткое чувство! Чувство, когда ни в чем, ни в чем в самом себе не можешь быть уверен! Когда все, что было в моей жизни до этого, все настроения, чувства, помыслы были лишь бредом, лишь моей болезненной фантазией. Разве это не конец мне? Разве это не конец всей моей истории, запутанной и бестолковой. Все, все, что происходило со мной, было лишь сумасшествием! – с отчаянием произнес Томмазо Кампанелла. – Я в отчаянии! И теперь это отчаяние превращается в физическую боль. Боль подпитывается отчаянием. Ужасная мука в голове, тошнота, мутит. Невыносимо-о-о!

Он схватил вторую половинку ящика и зашвырнул ее куда-то за ворота рынка. Опять раздался звон разбитого стекла, и затем из-за ворот послышались возмущенные крики торговцев.

Господин Радио уже ничего не боялся. Тут и там поодаль уже стояли несколько зевак, которые тем не менее не решались подойти ближе.

– Подождите, подождите! Если вам и так уже все равно конец, то зачем вам тюремный паспорт? – Господин Радио говорил очень быстро, едва ли не скороговоркой. – Вы же говорите, что ваши эмоции по поводу Лефортово были ложью, просто вы нафантазировали все это под воздействием какой-то депрессии, которая и без того была в вас. Значит, вам нечего бояться Лефортово. Отдайте этот паспорт мне, а сами. Если легенда врет, то ничего и не произойдет, а если нет, то какая вам разница? Останетесь навсегда в Лефортово. Здесь у вас Шубка…

– Да-да, здесь у меня Шубка. Как мне сейчас идти к нему? Я хотел ему кое-что сказать, я хотел произвести экспорт лефортовской революции в его мозг, но разве революция в лефортовских настроениях – это не полный бред? Ведь, как правильно заметила учительница, Лефортово тут совершенно ни при чем!.. Как же мне теперь идти к Шубке? Все теперь перевернулось с ног на голову. И от этого переворачивания на мозг давит ужасное давление. Мушки в глазах. Наверное, так чувствуют себя подвешенные вниз головой.

– Отдайте мне тюремный паспорт! – Господин Радио то уговаривал, то категорически требовал.

– Мне плохо, плохо… Пожалуйста, вызовите мне «скорую помощь». Иначе вы сами потом пожалеете, – вновь принялся просить Томмазо Кампанелла.

– Погодите, погодите, мы же еще не договорили. Хотите, отдайте мне этот тюремный паспорт не в Лефортово, а в каком-нибудь другом месте. В том, в котором вам бы хотелось остаться навсегда.

– Меня так тошнит, и такой туман перед глазами, что я ничего не соображаю, – Томмазо Кампанелла пошатнулся и отступил назад.

– Наверное, ведь есть место, в котором бы вам хотелось остаться навсегда? – настаивал Господин Радио.