Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Точно.
– А потом тогда?
– Секс.
– А потом?
– Мне всегда хотелось съездить в Южную Америку.
– И мне тоже.
– О'кей. Мы взяли бы академический отпуск и посетили бы Бразилию, Чили, Перу…
– Представляешь, сколько всяких вкусностей мы смогли бы съесть.
– И как много мы купались бы. Мы целыми днями валялись бы на пляже.
– И пьянствовали бы по ночам. Каждый вечер пили бы за мое выздоровление.
Она гладит мою грудь.
– И я хотел бы посетить Доминику, – говорю я. – Ты бы не стала возражать, если бы мы завернули туда по пути домой?
Люсинда кивает:
– Конечно нет. Но потом нам следовало бы упорядочить нашу жизнь. Я ведь только начала учиться в гимназии.
– Ты продолжила бы плавать?
– Да, но я не хотела бы больше выступать ни за какую команду. И постаралась бы получить другое образование, связанное с искусством. Плавала бы, только если бы у меня появлялось желание. И попробовала бы написать книгу.
Я беру ее руку. Целую с тыльной стороны. Опускаюсь к кончикам пальцев. Потом поднимаюсь назад к запястью.
– А ты? – спрашивает она. – Что ты делал бы после нашего возвращения домой?
– Прежде всего я навестил бы Эмму и моего новоиспеченного крестника. А потом продолжил бы учиться в школе.
– Ты закончил бы раньше меня.
– Да. Но у меня нет ни малейшего представления о том, чем я хотел бы заниматься.
– У тебя хватило бы времени для принятия решения. Ты придумал бы что-нибудь, пока мы пьянствовали и купались по ночам на чилийском побережье.
– Конечно.
– Мне нравится наше будущее, – говорит Люсинда.
– Мне тоже.
Наши губы встречаются в темноте. Я кладу руку ей на затылок. Играю с ее короткими волосами. Она ложится на меня сверху. Натягивает одеяла на нас обоих, а над нами в небе блестит Фоксуорт.
СИМОН
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
На улице еще довольно темно, когда я просыпаюсь от тихого повизгивания. Я открываю глаза. Бомбом сидит рядом с моей кроватью. Облизывается.
– Привет, старина, – говорю я.
Хвост слабо бьет по полу несколько раз. Но Бомбом по-прежнему скулит. Смотрит на меня своими большими карими глазами. И я вспоминаю внезапно. Поднимаю телефон с пола.
Время шесть утра. Я проспал всего пару часов. Нам осталось жить менее суток.
Меня охватывает паника. Мышцы поясницы напрягаются. Кожа натягивается.
– В чем дело? Тебе нужно погулять? Надо пописать?
Бомбом едва реагирует на волшебные слова.
Я опускаю ноги на пол. Глажу его по голове. Пытаюсь выглядеть спокойным. Он снова облизывается.
– Пошли, – говорю я.
Он ковыляет за мной из комнаты. Эмма и мамы сидят перед телевизором. Джудетт в махровом халате, Эмма и Стина в футболках, в которых они спали.
Идет трансляция католической мессы. Собор заполнен людьми, в его убранстве помимо золотого белый и оттенки красного. Хор из сотен детей поет так красиво, что у меня начинает ныть сердце.
– Шестьдесят тысяч человек там, – говорит Джудетт. – По меньшей мере еще столько же на площади Святого Петра снаружи.
На экране появляется купол базилики. Небо бледное и безоблачное. Слегка золотистое у горизонта.
Фоксуорт сейчас ясно видно. Она значительно больше, чем была вчера. Мурашки пробегают у меня по спине. Начинают покалывать кончики пальцев.
– Кто-нибудь гулял с Бомбомом? – спрашиваю я.
– Мы недавно вернулись, – отвечает Стина.
– Он беспокоится.
– Это началось еще ночью, – говорит Джудетт. – Он царапал нашу дверь уже часа в три.
Бомбом наклоняет голову набок. Наморщивает брови, пытаясь понять, о чем мы говорим.
Я сажусь на пол. Притягиваю его к себе. Он вздыхает тяжело и заваливается на бок, головой мне на колени. Его глаз, который таращится на меня, так широко открыт, что виден белок со всех сторон от зрачка.
Хор продолжает петь. Я пытаюсь дышать.
Как было бы здорово, если бы Фоксуорт двигалась чуть по иной траектории. Или появилась всего на несколько минут позднее, когда Земля находилась бы где-то дальше на своей орбите.
Пол качается подо мной. В голове шумит. Кажется, все кипит там внутри.
– Как дела? – спрашивает Эмма.
Я поднимаю на нее глаза. Не могу скрыть свое состояние. Мне не хватает воздуха.
– Я на грани панической атаки.
Эмма тяжело спускается с дивана. Садится рядом со мной.
– Не сопротивляйся ей, – говорит она. – Иначе будет только хуже.
– Такое ощущение, словно я вот-вот отключусь.
– Ничего подобного не произойдет. Я обещаю.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Просто дыши.
Она не сводит с меня взгляда. На ее лице никаких признаков волнения, и уже одно это действует успокаивающе. Я смотрю на нее, не отрываясь. Стараюсь наполнить легкие воздухом. Эмма кивает ободряюще, и я делаю вдох.
Внезапно я понимаю со всей ясностью, какой хорошей мамой она могла бы стать.
Она обнимает меня. И я, словно в тумане, вижу, как Джудетт и Стина тоже спускаются на пол. И они тоже обнимают нас.
И я говорю, что люблю их. И очень рад, что они моя семья. И ужасно сожалею о том, что мы так много ругались в последнее время. А Джудетт говорит, что в этом нет ничего страшного: мы просто беспокоимся друг о друге.
ИМЯ: ЛЮСИНДА
TELLUS № 0 392 811 002
ПОСЛАНИЕ: 0053
Есть выражение, которое я всегда ненавидела: «Сегодня я начну новую жизнь!»
Она как бы подразумевает, что человек способен измениться целиком и полностью, поменять свои привычки, стать лучше во всех отношениях. Как будто можно принять решение и «стереть» все до этого случившееся. Мне приходилось слышать его порой, когда я болела. Чаще всего так говорят недалекие люди.
Однако, кто знает, может, теперь нечто подобное и произойдет.
Сегодня последний день. Точка нашего существования.
И это мое последнее послание тебе.
Я провела весь день с Мирандой и папой. Ему явно удалось научить дедушку, как можно общаться по видеосвязи, поэтому мы смогли видеть друг друга, когда разговаривали с ним и с бабушкой. Правда, она ничего не говорила. В основном сидела и дремала.
Через несколько часов я в последний раз приму душ. Потом у нас состоится ужин (из трех блюд, согласно списку пожеланий Миранды, даже если мы с папой помогали ей готовить его), и мы поедем в церковь. Но сначала посмотрим последний закат солнца в саду. И попрощаемся с нашим домом.