— А решать ты будешь, какой сорняк вырывать: меня или Вову? — преодолевая вспыхнувшую ярость, спросил я. — Или сначала с нами посоветуешься? Да нет, зачем тебе! Ведь ты же один — не планктон!

Виктор с шумом выдохнул, обжигая меня дыханием. Напряжение последних минут вдруг оставило его, я сразу это почувствовал. Он отодвинулся от меня и расслабился.

— Дурак ты! — сказал он устало. — Так ничего и не понял! Испугался и не понял! Тебя, меня, какая разница?! Я же не о том спрашивал. Пошли! Мы давно приехали.

Я только сейчас заметил, что машина уже стояла перед входом в «Корону». Захваченный разговором, я не обратил на это внимания. Следом за Виктором я выбрался на улицу. Охрана поджидала нас.

Виктор медлил. Он достал сигарету и закурил.

— Дурак ты, — повторил он мне, выпуская дым. Он говорил вяло, без раздражения и неприязни. — Я ведь и себя убивал. Да я только и делаю, что себя убиваю.

Неловко отвернувшись от охраны, он задрал рукав рубашки на левой руке, так, чтобы видел только я. Все его запястье было в глубоких шрамах. Некоторые были старыми, едва заметными. Другие, совсем свежие. Я ужаснулся.

— Видал? — усмехнулся он. — Все как-то до конца не получается! То помешает кто-то. А то самому себя станет жалко. А ты говоришь, я не планктон! Видать, еще какой планктон, раз такой живучий! Скучно мне!

Эту фразу он повторял уже который раз за вечер.

Ресторанчик располагался в подвальном, грязноватом, плохо освещенном помещении. Вместо стульев здесь стояли диваны. Музыка грохотала так, что подрагивал пол. Ни сцены, ни металлического шеста, обязательных для заведений подобного рода, здесь не было. Девушки, покачиваясь, бродили по темному залу и довольно неуклюже раздевались прямо у столиков, выпрашивая чаевые у посетителей. Клуб имел стойкую репутацию бандитского, и потому коммерсанты его избегали. Исполнявшие стриптиз гражданки, подобранные в соответствии с запросами клиентов, выглядели так, что раздеваться им совсем не стоило. А еще лучше было бы, если б они носили паранджу.

Сегодня, впрочем, особой поживы у голого народа не предвиделось. Занят был всего один диван, причем, к моему удивлению, на нем чинно восседал Бабай с парой неизвестных мне бандитов. Они пили водку, молчали и как-то нехотя, как будто по обязанности, не роняя своего достоинства, тискали стриптизерш. Но денег им не давали.

Я поприветствовал Бабая издали, и он кивнул мне в ответ.

— Кто эти скоты? — осведомился Виктор, с вызовом разглядывая бандитов. По счастью, его слова утонули в реве музыке.

— Бабай, — ответил я. — Местный авторитет.

— А, слышал, — поморщился Виктор. — Терпеть этих тараканов не могу. Так бы их и давил!

Мы расположились в глубине и сделали заказ. При этом Виктор, несмотря на свою неприязнь к бандитам, почему-то сел к ним лицом. Я устроился напротив. Он дождался, когда принесли коньяк, выпил его залпом, попросил еще.

— Веришь, я иногда завидую вам с Храповицким, — заговорил он. Вероятно, начав выплескивать все, что у него наболело и нагноилось, он уже не мог остановиться. — Вы проще устроены. Примитивнее. Вам легче. Ты получаешь удовольствие от своей мышиной возни. Провел выборы, одного подонка заменил другим. Ты рад. Храповицкий заработал очередные десять миллионов и тоже рад. Вам нравится процесс. А мне — нет. Мне нужно что-то запретное. Что руками нельзя потрогать. Угадай, что я подарил своей Анжелике на Новый год? Думаешь, машину или золотую побрякушку? Я подумал.

— Ты подарил ей хомячка, — предположил я. — Перевязал его ленточкой, а на ленточке собственноручно вышил крестом написанные тобой стихи. Что-то вроде: «Ты мне не родная, не родная, нет. Мне теперь другая делает миньет». Мне кажется, это в твоем духе. Ах да, ты еще воткнул в зад хомячку зажженную свечку, чтобы было совсем трогательно. Так сказать, по-рождественски.

В ответ он даже не улыбнулся.

— Я подарил ей мальчика, — ответил он серьезно и посмотрел мне прямо в глаза. — Любовника. Нашел стриптизера в одном ночном клубе. Дал ему денег. Привел к ней на Новый год. И подарил! Ленточкой, правда, не перевязывал. Подумал, что пошловато получится.

Признаюсь, он вновь сумел меня ошарашить. Сегодня он прямо сыпал сюрпризами и неожиданностями. Чтобы скрыть замешательство, я начал пить минеральную воду, но поперхнулся, закашлялся и смутился еще больше.

Виктор, не отрываясь, следил за моими движениями. Он торжествовал.

— Что же ты замолчал? — забавляясь, напирал он. — Растерялся? Не ждал? Ты ведь так хорошо про меня объяснял. Уже уверен был, что знаешь, как я устроен! А тут на тебе! Кстати, если ты полагаешь, что я страдаю совестью, когда заставляю спать жену с другим мужчиной, то ты ошибаешься. Мне это нравится. Это, кажется, единственное, что еще меня заводит.

В ресторан поспешно вошел охранник Виктора и приблизился к нашему столу.

— Тут Пахом Пахомыча доставили, — наклонившись, сказал он.

— Ба! А этот-то откуда взялся? — удивился Виктор.

— Да ребята его сначала домой повезли, хотели жене на руки сдать, — виновато принялся объяснять охранник. — Но она, как увидела его в халате, такой скандал закатила, на весь подъезд! Била его. Еле отняли! Короче, он здесь. В машине сидит. Что прикажете с ним делать?

— Сюда красавца! — обрадовался Виктор. — А то без него в меня и коньяк не лезет! Кстати, оставь мне свой ствол. Вдруг пригодится.

Охранник замялся.

— Может, я лучше сам с вами посижу? — нерешительно предложил он.

Хорошо зная нрав Виктора, он опасался доверять ему оружие.

— Ствол! — потребовал Виктор, повысив голос. Тот вздохнул и, кинув на меня умоляющий взгляд,

полез под пиджак за оружием. Я не стал вмешиваться, все равно это было бесполезно. Виктор взял пистолет, взвесил его в руке и сунул за спину за ремень брюк, бросив в сторону бандитов угрожающий взгляд.

— Вот так вернее будет! — проворчал он охраннику. — А сам марш к машинам. Нечего слушать, о чем взрослые дядьки разговаривают.

Через пару минут в зал ввели Пахом Пахомыча. Он несколько протрезвел, во всяком случае, шел он уже своим ходом, вжимая голову в плечи и напряженно озираясь по сторонам. Теперь, когда опьянение проходило, ему явно было стыдно за свой внешний вид. Он всячески старался не привлекать к себе внимания, но не заметить его одиозную фигуру было трудно. Пояс на халате был завязан, банную шапку он снял. Зато его лицо было зверски расцарапано, и глаз с одной стороны начал заплывать.

Он робко присел за наш стол на краешек дивана. Виктор сразу подвинул ему коньяк и заказал еще.

— Может, я это, больше трезвым буду? — вопросительно посмотрел на нас Пахом Пахомыч.

— Чего? — не понял Виктор.

— Ну, в том смысле, что хватит мне напиваться?